Я взглянул на маму.
— Мы едем в Сиэтл, — сказала она. — Сегодняшним поездом. Хотим навестить моих родителей.
— В Северной Дакоте я не был, — произнес отец.
Ладонь большого полицейского так и лежала на моем плече. Оценивающий взгляд его был направлен в кухню, на усыпанный осколками тарелки линолеум.
— Это там ваш «шеви» стоит?
— Да, мой, — ответил отец. — Он у меня уже очень давно.
— И пару дней назад он тоже у вас был, верно? — спросил полицейский. Я не решался даже пошевелиться под его ладонью.
— Ну конечно, — сказал отец. И ухмыльнулся, глядя на маму, как будто вопрос этот тоже показался ему забавным. Лицо отца подрагивало, глаза бегали, губы начинали шевелиться до того, как он произносил слова. В углах рта поблескивали капельки слюны. Он облизнул губы, нижняя челюсть его дернулась. Руки, висевшие вдоль тела, покачивались, словно отец мог вот-вот выкинуть нечто неожиданное.
— Дети, вам, наверное, лучше посидеть в ваших комнатах, — сказала мама.
Бернер мгновенно встала, подхватила с пола чемоданчик и направилась к коридору. Однако большой полицейский поднял ладонь и сказал:
— Я так полагаю, им лучше здесь остаться.
Он притянул меня к себе, прижав к висевшему под пиджаком револьверу. Бернер остановилась, оглянулась на маму. Губы сестры сжались в узкую, морщинистую полоску, означавшую, что она злится.
— Делай как он говорит, — сказала мама.
Бернер чопорно возвратилась к кушетке, села и положила чемоданчик себе на колени.
Большой полицейский подошел к пианино, склонился над ним, чтобы получше рассмотреть отцовское свидетельство об отставке, портрет президента Рузвельта и метроном.
— Вы еще храните ваш летный костюм?
Полицейский сдвинул очки к кончику носа и приблизил лицо к свидетельству, чем-то его заинтересовавшему.
— Боже упаси, — ответил отец. — У меня теперь гардероб получше. Я занимаюсь продажей земельных участков и ранчо.
Зачем ему было врать и на этот счет, я понять не смог.
— Как вас зовут, юная леди? — спросил, обернувшись к Бернер, большой полицейский.
Второй по-прежнему не сводил глаз с отца.
— Бернер Парсонс, — ответила сестра. То, как прозвучали эти слова в нашем доме, содержало в себе нечто неправильное.
— Ты не ездила на днях в Северную Дакоту, Бернер? — спросил полицейский.
Она покачала головой:
— Нет.
— Не отвечай ему, — сказала страшно осерчавшая вдруг мама. Впрочем, своего места за столом она не покинула. — Это же ребенок.
— Конечно, отвечать мне ты не обязана. — Полицейский улыбнулся, глядя на отца, отчего его красные полицейские щеки стали еще толще, а брови поползли вверх. Затем подтолкнул очки назад к переносице, засунул большие пальцы рук под ремень, поддернул брюки, показав полоску белых носков над грязными галошами. Вздохнул. — Может, выйдем наружу, Бев, поговорим малость? А Бишоп будет пока развлекать всех остальных.