У меня сложилось впечатление, что так нагло и бессовестно «сбивали» и некоторые другие летчики, на счету которых было большое количество сбитых самолетов. Конечно, это касается не всех, но думаю, что отдельные факты «липы» все же были».
И действительно, в марте 1945 г., во время действий 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта в Силезии, в 893-й штурмовой опять прибыл представитель истребителей и «попросил подтвердить самолеты, сбитые летчиками его эскадрильи». В эскадрилье старшего лейтенанта Лазарева опять никто не смог подтвердить ничего из того, что значилось в 30 привезенных бланках подтверждений. «Представитель истребителей сидел с удрученным видом, ни на кого не глядя. Мне его стало жаль, – признается О.В. Лазарев. – Пришлось взять на себя грех и подписать несколько подтверждений, ловя себя на мысли, что кто-то, вроде меня, точно так же им подписывает фикцию, и славные истребители получают за это ордена»129.
Кроме того, требовать подтверждения других летчиков стали только в 1942 г.
Что же касается подтверждений советских наземных наблюдателей, то в нашей литературе они считаются источником, стопроцентно достоверным. В этой связи многие отечественные авторы (а также и многие летчики-фронтовики) часто подчеркивают особую требовательность, якобы проявлявшуюся здесь советским авиационным командованием. Утверждается, что, в отличие от люфтваффе, в советских ВВС самолет, чье падение не подтвердили наземные войска, как сбитый не засчитывался и что все победы, официально засчитаные советским летчикам-истребителям, являются поэтому – в отличие от засчитанных немцам – стопроцентно достоверными. И что общая цифра советских воздушных побед является даже заниженной: ведь наземные войска не имели возможности подтвердить сбитие тех самолетов, которые упали на территорию, контролируемую противником130…
Факты, однако, показывают, что свои обязанности по подтверждению воздушных побед советские наземные войска зачастую выполняли в высшей степени безответственно. Например, после воздушного боя, прошедшего 19 апреля 1943 г. в районе заполярного аэродрома Ваенга-2, расположенные близ Мурманска посты ВНОС (службы воздушного наблюдения, оповещения и связи) и 72-я и 542-я зенитно-артиллерийские батареи 190-го зенитно-артиллерийского полка подтвердили доклады летчиков 2-го гвардейского истребительного полка 6-й истребительной авиабригады ВВС Северного флота о сбитии четырех немецких самолетов. На землю тогда действительно упали четыре машины, однако немецкой была лишь одна из них – Bf109G-2 обер-фельдфебеля Р. Мюллера из II группы 5-й истребительной эскадры, а три других (два истребителя Хаукер «Харрикейн» и «аэрокобра») принадлежали советским ВВС131. Но вносовцы и зенитчики, увидев падение четырех самолетов, не стали разбираться, чьи они, и доложили по телефону обо всех четырех как о немецких! Ведь «по неписаному правилу любой неопознанный самолет считался вражеским! Также со счетов нельзя сбрасывать и человеческий фактор… Ведь каждому советскому человеку хотелось, чтобы на землю падал не наш, а ненавистный самолет с крестами»132… Определить же тип падающего самолета с земли было очень трудно – тем паче что в наблюдатели ВНОС «обычно направляли красноармейцев, годных разве что к нестроевой службе»133. («[…] Это не посты ВНОС, а несчастье, – сетовал еще в 1937 г. полковник С.П. Денисов. – Летит одномоторный У-2, так говорят: летит 3-х моторный, хвостом вперед и т. д.»134). А между тем запись «Подтверждено постами ВНОС» в ежедневных оперативных сводках действовавших в Заполярье авиасоединений появлялась именно на основании этих телефонных докладов, сделанных постами сразу после боя! (В дальнейшем пост высылал к месту падения самолета поисковую группу, но рапорт ее командира авиаторам уже не направлялся, а оседал в штабе Мурманского района ПВО.)