Все было правдой: и имена, и искренняя заинтересованность в голосе, и даже про телевидение, с которым Жека тесно сотрудничала как производитель ихней телевизионной рекламы. И столько было непосредственности в Жекином голосе, столько невинного озорства, доброй искренности, что нельзя было не отозваться. Даже если ты и другая, посторонняя, совсем не связанная с ней женщина.
«Умеет же, – подумал я про себя. – Такое мастерство только от рождения, такому не научишь, на курсы не пошлешь. Такое – харизмой называется».
– Это что за выставка здесь такая? – поинтересовалась Жека, не сбавляя озорства. – В стиле примитивизма, что ли? Или в примитивном стиле? И почему домики везде? Похоже, у моего трехлетнего племянника все картонки сплагиатничали, он тоже по домикам горазд.
– Примитивизм еще не означает примитив, – ответила Маня у меня за спиной, но в голосе ее уже не звучало прежней уверенности.
– Может, где-нибудь в других местах и не означает, – легко парировала Жека. – Да бог с ним, ударился мужик в детство, ну и пусть. Кисть ему, как говорится, в руки. Но я о тебе, меня именно ты волнуешь.
Здесь должна была проступить пауза, и взгляды должны были пересечься, и химия должна была зародиться. Я не видел, но затылком почувствовал ее напрягающееся щелочно-кислотное поле.
– Тебе самой-то примитив не наскучил? – продолжила Жека вопросом. – Один и тот же, изо дня в день, вперед-назад, вперед-назад. Тебе никогда не казалось, что швейной машинке с ее простой ритмичностью чего-то все-таки не хватает? Но та хотя бы сшивать умеет.
Вот это был поворот по-настоящему метафоричный, не то что «Лапуля – Дуля». И Маня откликнулась еще доверчивей.
– В машинке все куда хитрее. Там иголка ушком вперед вставлена, – сказала она как бы про себя, задумчиво, как будто давно уже размышляла над вопросом.
И понял я, что рубанули по замерзшей реке кайлом, и пробили толстый лед, и выплеснулась фонтаном застоявшаяся вода. А вместе с ней и флора, и фауна спавшего доселе подводного мира.
Короче, отвоевывала Жека для себя Маню на глазах у всех приглашенных по списку бомондников.
– Так, может, вместо обыденного примитивизма на импрессионизм, наконец, перекинемся? А еще на сюрреализм. А еще… Да там много еще разных путей и течений, – продолжала развивать Жека.
И наверняка у них опять пошли в ход взгляды, которых я спиной видеть не мог, а повернуться боялся, чтобы не спугнуть.
– И в абстракционизме тоже ничего нет плохого. Ты, кстати, не соскучилась по абстракционизму? – поставила Жека вопрос ребром.
– Наверное, – раздалось в ответ, но медленно и растянуто.