На прослушивание она приехала с двадцатиминутным опозданием. Гарри Бэкхауз оказался тощим, с признаками желудочного расстройства американцем, непрерывно сосавшим мятные лепешки. Он сказал, что его под корень подрубил обед в ресторане, считающимся в Лондоне лучшим.
— Значит, вы хотите играть Анну?
— Я была бы счастлива.
— Книгу знаете?
— Я ее обожаю. Я ее читала и перечитывала.
— Стало быть, у вас есть полное представление о том, как надо играть роль?
— Есть, но меня можно и переубедить.
— Я представляю себе Анну темноволосой. Вам пришлось бы покрасить волосы. И сесть на диету. А парень, которого мы наметили на роль Вронского сантиметров на девять меньше вас ростом.
Под конец он сказал:
— Будем поддерживать контакт. Спасибо, что заглянули.
Когда она выходила, за дверью дожидалась красивая брюнетка крошечных размеров.
— Гарри, дорогой! Что так долго? — услышала Белла, когда та закрыла за собой дверь.
Белла посмотрела на часы. Было двадцать минут седьмого. Можно успеть домой, чтобы переодеться для вечера. Но домой она не пошла. По ту сторону парка, словно океанский лайнер, сверкал огнями «Хилтон». Ее дом находился в противоположной стороне, но она, как завороженная, двинулась по направлению к отелю.
Ты сумасшедшая, говорила она себе. Ты идешь прямо в камеру пыток. За пять минут ты испортишь все, что было хорошего, за последние пять лет. Почему бы тебе не зайти и не выпить чего-нибудь, говорил внутри нее другой голос.
Посмотреть, действительно ли это Стив, и уйти.
Стоит только увидеть его, и все напряжение сойдет на нет.
У входа в отель она, чтобы выиграть время, купила цветы для матери Руперта.
Сердце у нее стучало подобно тамтаму. Когда она входила в вертящиеся двери отеля, ладони у нее вспотели.
В баре было очень многолюдно. Многие оборачивались в ее сторону. Почему она не перестает дрожать?
Высокий, похожий на свинью блондин приветливо на нее посмотрел. Конечно, это не мог быть Стив.
— Привет, дорогая, — сказал ей на ухо мягкий голос с американским акцентом.
Она вздрогнула, как испуганная лошадь, и резко обернулась. Во рту у нее пересохло. Когда она увидела эти самые голубые, самые проклятые в мире глаза, внутри у нее что-то опустилось.
— О, малышка, — сказал он, взяв ее за руку — так приятно тебя видеть.
— Привет, Стив, — проквакала она.
— Ты все-таки объявилась. Пришла. Не могу в это поверить. Давай сядем.
Белле показалось, что прошедших лет словно и не было. Ей снова восемнадцать.
— Нам надо отметить встречу этим мерзким шипучим рейнвейном, который я всегда выдавал за шампанское.