- Значит, она возвращается... и меня можно выгнать на улицу, как надоевшую собаку, да?
Только теперь она медленно начала осознавать, что в его будущем нет и не было для нее места.
Саймон попробовал новый ход.
- Понимаешь, Гэрриет, ты слишком хороша для меня.
- Нет. - Она беспомощно помотала головой.
- Правда, слишком хороша. Борзая, конечно, страшная сука, но это как раз то, что мне надо.
В окно вдруг заглянуло солнце, чего уже давно не было, и осветило беспорядок в комнате - неубранную постель, свисающие со всех стульев вещи Гэрриет, переполненные пепельницы.
- Не грусти, - сказал Саймон. - Видишь, какой отличный сегодня денек? Ну давай, малышка, уже поздно, пора собирать вещички.
Пока он ходил с ее чемоданом по комнате и бросал в него без разбору шарфы, пластинки, книги и косметику, ей казалось, будто он большим ластиком стирает ее след из своей жизни. Он с трудом сдерживал радостное возбуждение и простился с нею кое-как: шлепок по попе, небрежное "пока" - и все. Когда дверь за Гэрриет захлопнулась, ей даже послышался вздох облегчения. Тут же раздались удаляющиеся шаги: это Саймон бросился наводить порядок к приезду Борзой.
Дома Гэрриет вывалила вещи из чемодана и упала на кровать. С минуту она лежала, слушая перезвон часов на оксфордских башнях. Ей предстояло прожить целый день, а потом еще целую жизнь - без Саймона. Она встала, включила газ и опустилась на колени возле плиты. Через десять секунд газ кончился, и стрелка застыла на нуле.
Зашла миссис Гласе и начала крикливо требовать деньги за прошлый месяц, но, увидев лицо Гэрриет, тут же умолкла. "Белая, как смерть, бедняжка, говорила она потом своему мужу. - Знать, грешить тоже не сладко".
Потом Гэрриет вышла и долго бродила по улицам, чавкая жижей в сапогах. Пальтишко было тонковато для межсезонья, но она не замечала холода. От Саймона у нее не осталось ничего: ни писем, ни подарков. Как она могла быть такой идиоткой, как могла хоть на минуту вообразить, что сможет его удержать? Это все равно, что пытаться удержать солнце рыболовной сетью. Обойдя раза три вокруг кладбища, она пошла к остановке, села в автобус и отвернулась к окну. Взгляд равнодушно скользил по мокрым веткам оттаявших деревьев. У Хедингтона она вышла из автобуса и снова побрела не ведая куда. Она перебирала дни, проведенные вместе с Саймоном, как бусины в четках. Никогда больше она не вздрогнет от его прикосновения и не услышит его голоса - будет только чья-то дурацкая болтовня о его последних похождениях, или о том, что он получил новую роль, или о его жизни с Борзой.