От этой отдающей инфантилизмом жалобы неизвестно кому слезы полились безостановочно.
И чем сильнее Тася пыталась задушить в себе рыдания, тем неудержимей они рвались наружу.
Она корчилась, зажимала рот ладонями, всхлипывала, подвывала и закусывала губы и кулаки, и ей было невыносимо жаль себя, тридцатипятилетнюю, преданную и верную жену, и такую несчастную.
Чем она это заслужила? Она любила семью, мужа и дочь. И дом любила. А что теперь?
Беспросветный мрак?
Странное дело, но в этот момент, опасаясь кого-то грозного и всевидящего, Тася внезапно присмирела: что она делает? В присутствии Егора нужно вспоминать что-то хорошее – так говорит Бабушкин.
«Какие все умные, – моментально со злой обидой возразила невидимым оппонентам Таська, – делай это, не делай этого». Посмотрела бы она на них на своем месте.
– Ты здесь? – через всхлипы, как через толщу воды, услышала Таська Ленкин шепот и вытерла ладонями лицо.
Маневрируя между приборами и восседающей на полу Таськой, Ленка подошла к постели Егора, с сосредоточенным видом уставилась на мониторы – будто что-то в этом понимала.
Каждым нервом ощущая позитивную энергетику, которую излучала Федосеева, Таська в этот момент просто ненавидела ее.
– Нам нужно поговорить, – прошептала Лена, налюбовавшись на Егора и трубки с мониторами.
– О чем? – Вопрос был с подтекстом: о чем может говорить сытый с голодным, нищий с богатым, несчастный со счастливым?
– Тебе пора прийти в себя. Он ждет.
– Он? – выдохнула Таська. – Он ждет? Может, ему танец с бубном исполнить? Самбу, румбу, краковяк? Может, порнушку крутить ему, чтобы он очнулся?
– Ш-ш-ш! – зашипела Ленка и потащила Таську в коридор. – Прекрати страдать! Ему нужны лекарства.
Оказавшись за дверью, Таська дала волю чувствам.
– Где я их возьму? – яростным шепотом огрызалась она. – Пусть отключают от системы – мне все равно, когда это случится. Конец один.
– Тихо, дура, – шикнула Ленка, – послушай, что скажу.
Таська заткнулась. В горящих сухим блеском глазах появилась надежда, она уставилась на Ленку, как ребенок смотрит на цилиндр в руках факира – в ожидании голубя.
Вместо голубя из цилиндра с шипением выползла змея:
– Ты можешь продать свою долю в бизнесе Славику. Ты ведь все равно не вытянешь, так ведь?
Смысл предложения дошел до Таськи не вдруг.
С лица медленно, словно его стерли губкой, сошла надежда.
Наверное, от разочарования Таська перестала слышать – будто это ее отключили от системы.
Взглядом постороннего наблюдателя Тася отметила, что Федосеева возбуждена. Глаза сверкают, на щеках пылает румянец. Смотрела на Ленку, видела, как шевелятся губы, опускаются и поднимаются веки, трепещут ноздри, и ни слова не слышала из того, что та говорила – звука не было, как в немом кино.