Бабуля правнучку, как и Таську, не жаловала, обзывала тюринским семенем (Тюрина – это была девичья фамилия Таисии) и щучила при любом удобном случае.
Удобных случаев было пруд пруди.
Лентяйка Настена то и дело подавала повод. Училась кое-как, на среднестатистические трояки, к тому же унаследовала от матери любовь к бульварной литературе, беспорядку и полуфабрикатам.
– А зачем тебе деньги?
– Мы с Викой договорились в кино сходить.
– Вон телик посмотри, – Таисии удалось вырвать руку из цепких пальцев дочери, – дома посиди. К отцу лучше съездила бы.
– Я боюсь его, – вдруг жалобно проскулила Настена, и губы у нее поползли в разные стороны.
Таська протянула девочке руки, та упала матери на грудь и затряслась от рыданий – даже светлые волосенки подпрыгивали.
Чувствуя себя совершенно бессильной что-то изменить, Тася поглаживала дочь по голове, давилась слезами и бормотала какие-то дежурные слова:
– Ничего, ничего. Все устроится, все у нас получится. Папа поправится.
– Ма, – Настена оттолкнула мать, подняла зареванную мордаху, – ты что, не понимаешь? Ничего не устроится! Мы – нищие!
«Мы нищие, мы нищие», – стучали колеса. «Мы нищие», – выдыхали двери в вагоне.
Езда укачивала, увозила от безысходности. Ехала бы и ехала. Без цели, просто так.
В отупении покачиваясь в такт этим мантрам, Таська промахнула свою станцию.
В общей сложности ехала не сорок минут, а почти в два раза дольше.
«Мы нищие», – что уж тут попишешь.
Можно сделать стандартный ход: продать трешку на Киевской и переехать в двушку где-нибудь в Бирюлево – приюте всех лимитчиков, включая няню из Мариуполя. Или в Рабочем поселке.
Мы – нищие.
В похоронном настроении Таська вывалилась из метро, доплелась до больничного городка, кое-как, криво напялила на себя халат и шаркающей походкой, заимствованной, кажется, у Яги, потащилась в палату к Егору.
Бледный Егор с заострившимися скулами и носом лежал, равнодушный и недоступный, только посапывал аппарат искусственной вентиляции легких, светились мониторы да поблескивали индикаторы.
Таська охватила всю картину целиком, запас прочности окончился – да и был он небольшим, – плюхнулась на пол у постели Егора (она уже не знала, Егор это или только оболочка) и в приступе глухого отчаяния снова разревелась.
Сколько же это может продолжаться? Ну сколько?
Чем Таисия Бинч хуже Ленки Федосеевой?
Почему Славка пришел в себя, а Егор – как дрова. Как коматозник.
«Он и есть коматозник», – с мстительным удовольствием напомнила себе Таська. Почему он, а не она? Лучше, в сто раз лучше было бы всем, если бы это она лежала на его месте.