и деньги. Есть у этого Перишастри сноровка, ничего не скажешь… Если во время обрядов он и совершит оплошность, то не покажет виду, и у окружающих создается впечатление, что все идет как надо. О, Перишастри палец в рот не клади! Дай ему в руки куриное яйцо, он из него волосы вытянет.
Когда принимали навадханьялу, разгорелся спор. Пшеницы сейчас на рынке не найти, поэтому Перишастри и Нарасимха повздорили, каждый из них норовил взять зерно себе. Смолчи я, все обошлось бы хорошо. Сам не знаю, что на меня нашло, я не удержался и вставил словцо в их перебранку. У Перишастри лицо перекосилось. Он вытаращил на меня глаза и прорычал:
— И этот туда же! Не твое это дело! Помалкивай лучше, знай свое место.
Я испугался и замолчал. Потом очередь дошла и до меня. Мне нужно было принять шаниданам и мрутьюнджаяданам[18]. Должен сказать, что в этом деле нет мне равных. Вот уже лет семь-восемь в этом небольшом городе никто, кроме меня, этим не занимается. Я вошел в дом, слегка встряхнул пайпанче, накинул его на плечи и сел. Хозяева дома, обмыв мои ноги, положили, передо мной на тарелке из листа банана шаниданам — немного риса, семена кунжута, одну рупию… Приняв шаниданам, я произнес:
— О господин, будьте счастливы вы и ваши дети! Да обретете вы все богатства. Бог злосчастия не будет стоять на вашем пути. Принеся мне эти жертвоприношения, вы направили взгляд Шани на меня. Несчастья, посланные вам Шани, обрушатся на мою голову…
Вслед за шаниданам подали мрутьюнджаяданам. Немного риса, столько же хлопка, погруженный в растительное масло железный гвоздь, опять рупия… Я принял и это, воскликнув:
— О господин! Если кому-либо в вашей семье предназначено было умереть раньше времени, то теперь вы направили смерть ко мне. Будьте же вы счастливы!
Несколько минут спустя я аккуратно собрал полученный мной рис и, завязав в узелок, уселся на веранде. Перишастри все время злобно поглядывал в мою сторону: как видно, не мог простить моих слов. Ох, зачем мне надо было вмешиваться? Это бог злосчастия говорил моими устами. Плохо мне придется в ссоре с Перишастри.
Я повернулся на другой бок. Перед храмом с грохотом прокатил автомобиль со щитами кинорекламы. И опять все стихло, только слышалось чириканье воробьев. Напротив, в аптеке, какая-то женщина покупала лекарство… Я сначала принял ее за Ганги, но, когда она повернулась, увидел, что ошибся. Я лежал и вспоминал Ганги. Кожа у нее очень темная. Ну и что с того? Зато она вся крепко сбитая, стройная. А как смеется! Какой звонкий голос! А взгляд ее прямо обжигает! Ганги торгует сладким пальмовым вином в лавке. Вчера, когда уже совсем стемнело, я зашел к ней в лавку. Увидев в моих протянутых руках узелок с рисом и две рупии, она расхохоталась.