— Ну, что окажешь, господин брахман? Решил промотать свой заработок? Да что ты такой несмелый! Отведай-ка рюмочку и поешь. Не убегай, я мигом приготовлю и накормлю тебя до отвала, — сказала она, взяв узелок с рисом и пряча монеты в складки сари. При этом она изогнулась, и пайта[19] почти соскользнула у нее с плеча, приоткрывая грудь. Кровь во мне закипела, когда я увидел это. Мне вдруг на память пришла строчка из поэмы, запомнившаяся в школьные годы: «Золотое ожерелье бросает блики на смуглую грудь».
А все-таки как же теперь быть? Солнце уже взошло. Голод усилился. Видно, сегодня так и не придется поесть. Поэтому-то старшие и советуют, когда заводятся деньги: «Спрячь! Сбереги!» Но у меня от моего заработка никогда ничего не остается…
Я лежал, подперев рукой подбородок, смотрел вдаль и думал. Каким я был лет семь-восемь назад? Кожа тогда у меня была смуглая, золотистая. Глаза ярко блестели, не было вокруг глаз этих темных кругов. А теперь и глаза тусклые, и лицо черное, как головешка…
Видно, Перишастри здорово разозлился на меня. Признаться, я действительно виноват. Не все ли равно мне было, кто возьмет пшеницу — Перишастри или Нарасимха? Это бог злосчастия заставил меня вмешаться в их спор. Мало ли что мне приходилось видеть? Все брахманы втихомолку многое себе позволяют. Рамамурти, например, чуть только стемнеет, надевает свой тюрбан и тайком крадется к лавке, чтобы выпить рюмочку водки. А сколько раз я видел, как Вишванатха заигрывает с Ганги в темном закоулке! Сам Перишастри рано утром до молитвы заказывает себе лепешки и ест. Венкатешам покуривает украдкой, хотя, по правде оказать, мне это все равно. И вообще лучше помалкивать.
Однако что же я буду сегодня есть? Я лежу и смотрю на воробьев, которые клюют рис. Вот воробьиха-мать схватила зернышко и летит к своим птенцам. Те нетерпеливо ждут с раскрытыми клювами. А вот большая ящерица застыла на стене. Увидев жучка, она с быстротой молнии набрасывается на свою жертву и глотает ее.
Солнечные лучи упали на мои ноги. Я закрыл глаза, нежась в тепле. Кто-то сел рядом. Я открыл глаза и спросил, который час. Оказалось, уже было одиннадцать. Глаза мои слипались… Я подумал о том, что хорошо бы сейчас уснуть и проснуться только на рассвете: когда спишь, голода не чувствуешь. Завтра в доме у какого-то чиновника должна состояться пурнахути. Дадут не меньше килограмма риса, две рупии, накормят обедом. А до тех пор придется голодать. Но разве это впервой? Ох, и наголодался я за свою жизнь!
Когда я проснулся, уже темнело. Я быстро встал, вытряс пайпанче, накинул его на плечи и, спустившись вниз по ступенькам храма, вышел на улицу.