Я просто никак не могу выбросить его из головы. Когда я вошла, Алекс возился на кухне с приготовлением ужина: в тот момент он как раз менял кастрюли на конфорке. Рукава его черного джемпера были закатаны, и я сразу разглядела широкие, мужественные запястья. Он повернулся ко мне и улыбнулся такой знакомой широкой и дружелюбной улыбкой, чуть затуманенной паром, идущим из кухни, и смягченной волнистыми волосами, обрамляющими его лицо, что мне понадобилось собрать всю силу воли, чтобы тут же не броситься ему на шею и не попросить произнести мою любимую фразу: «Все будет хорошо».
Поэтому каждый раз, когда Дездемона втыкает в меня свою очередную шпильку, я спрашиваю себя: почему он выбрал ее? Неужели он не видит, какая она? И дело даже не в том, что именно она говорит, а в субтитрах.
Здесь мне, наверное, надо кое-что пояснить. С тех пор, как мы повстречались на Портобелло-роуд, я не могу представить себе Дездемону так, чтобы при этом мне не мерещились субтитры, которые я мысленно проговариваю про себя. Потому что я хорошо понимаю, что говорит-то она одно, а вот имеет в виду совсем другое.
Например, когда она говорит: «О, Марта, ты очень скоро оправишься от невзгод и встанешь на свои хорошенькие ножки, я уверена», субтитры в моей голове информируют меня о ее настоящих словах: «О, Марта, несчастное жалкое существо. У тебя нет абсолютно никакой надежды, так ведь?»
Если она произносит: «У нас с Алексом все так замечательно, нам так здорово вместе», то субтитры легко заканчивают это предложение: «…и поэтому, я уверена, что ты просто позеленеешь от зависти».
К сожалению, в этом случае субтитры не врут: мне и впрямь немного не по себе от зависти. Меня даже начинает мутить, и я не в силах по достоинству оценить ни чесночно-ореховый соус, ни уж, разумеется, изысканное шоколадное суфле, чтобы тут же впасть в «забытье», как обещает его название.
Я смотрю, как трепещет Дездемона при общении с Алексом, и у меня создается впечатление, что она ведет себя так, словно явилась на первое свидание. Она начинает безудержно хохотать при каждом его замечании. И при этом неважно, остроумно его высказывание или нет.
Когда ужин подходит к завершению (кстати, он только что и закончился), я собираюсь уходить. Вообще-то, если честно, то я с удовольствием ушла бы еще час назад.
— Угощение было потрясающим, — сообщаю я, похлопывая себя по животу, и вздыхаю, — сейчас я похожа на карикатуру: толстячек сытно и вкусно пообедал. Еда мне действительно очень понравилась, но чувствуя я себя сейчас и в самом деле как какое-то жалкое посмешище.