Над главными воротами, прямо над головами шести военполов с автоматами, красовалась вывеска: «Снейкпит – душевный лагерь, отсюда еще никто не сбежал!» Я тогда был молод и глуп – счел, что мне бросили вызов. Едва зашло солнце, я перелез через ограду и двинул в пустыню, в сторону гор.
К утру я все так же тащился через пустыню, вот только горы не становились ближе. Оглянувшись, я увидел на крыше канцелярии сержанта с подзорной трубой и прибавил шагу, думая, как же на меня злятся за то, что я нарушил идеальную характеристику их лагеря. Я шагал весь день, отчаянно болели ноги, лагерь становился все меньше, но горы нисколько не приближались. Для меня это было делом чести – я намеревался сбежать даже ценой своей жизни, как оно почти и случилось. На третий день я повернулся и пошел назад – горы оставались столь же далеки, как и в первый. На шестой день я вернулся в лагерь – на четвереньках, в изодранной форме и с вывалившимся языком. Когда я добрался до канцелярии, там был сержант – громадный как гора и злой как черт.
Выяснилось, когда я перелез через ограду, он выписал мне увольнительную на два дня, чего обычно хватало для обычного солдата. Когда в конце второго дня я все еще брел по пустыне, он занес меня в список получивших пятидневный отпуск по семейным обстоятельствам. Я вернулся через час после того, как закончился отпуск, и мне дали месяц наряда по кухне за опоздание. Они оказались правы – никому еще не удавалось от них сбежать, и их репутация не пострадала. Я также понял, что подразумевалось под «душевностью», – сволочной сержант заставил меня расписаться за вычет из жалованья за испорченную форму, прежде чем подпустить к баку с холодной водой.
После этого я свыкся с кухонными нарядами, и мои недруги тоже, когда сообразили, что могут приковать меня цепью к раковине. Там я и провел остаток войны, успев полюбить старую раковину и столь же старые кастрюли и сковородки. Наконец меня списали, и я вернулся домой. Нет, вовсе не выгнали с позором – нехорошо так говорить тому, кто годится тебе в дядюшки… И в кармане у меня лежала фотография моей возлюбленной… О чем я говорил? Ах да, меня списали по медицинским показаниям, и с тех пор я живу на пенсию по инвалидности.
Пулевое ранение, отравление газом? Нет, сынок, ничего такого, после всех тех кухонных нарядов меня комиссовали из-за дерматита на руках.