— Наверное, он дорог тебе? — спросил отец Панкратий, кивая на раненого. — Я вижу, что ты очень тревожишься о нем.
Марина ответила тоже по-славянски:
— Но как же не тревожиться о человеке, который сегодня дважды спас меня от генуэзских разбойников? Он рисковал жизнью из-за меня, и вот теперь… — Она закусила губу, чтобы не заплакать.
— Да, рисковал жизнью, и это свидетельствует о том, что ты ему не безразлична. Но откуда он тебя знает? Вы с ним раньше встречались?
— Да, но мельком, в аптеке Эрмирио и в церкви Святого Стефана.
— Этот генуэзец ходил в православный храм? — удивился священник.
— Донато не генуэзец, а римлянин. А в храме он разглядывал фреску с изображением Чаши. Мне кажется, он благородный человек, занятый духовными изысканиями.
— Очень странно… Так ты думаешь, что он вступился за тебя из благородства? — Священник помолчал, словно раздумывая. — Но ты должна мне все рассказать подробно. — Что произошло в доме Симоне, как вы с Донато оказались на дороге в Сугдею, кто еще был свидетелем этой драки?
Марина готова была рассказать все, как на исповеди, но вспомнила, что Донато, теряя сознание, успел попросить ее никому не выдавать тайну пещеры. Эта непонятная ей тайна невидимой нитью соединяла их с римлянином, и девушка не хотела ее разрывать. И потому в своем рассказе она не упомянула о том, что пещера, послужившая ей укрытием, была отмечена особым знаком, вызвавшим странный интерес у Донато.
Выслушав рассказ Марины о событиях в доме отшельника и на дороге, отец Панкратий озабоченно вздохнул:
— Плохо, что те двое игроков остались живы и могут добраться до Кафы, рассказать, что Донато убил Заноби Грассо.
— Но ведь он же убил его в честном поединке!
— Это неважно. Главное, что он первым обнажил оружие против генуэзца. А Заноби Грассо на хорошем счету у консула.
— Этот разбойник?!.
— Дитя мое, тебе еще многому в жизни предстоит удивляться. Да, разбойник, но консул и его чиновники ценили Заноби, который то хитростью, то силой прибирал к рукам землю в приграничных с Феодоро областях. Подозреваю, что нынешний консул еще имел какие-то выгоды от Заноби. Так что вряд ли Донато может рассчитывать на благосклонность кафинских властей. Наверное, ему опасно будет возвращаться в Кафу…
Марина, не желавшая даже допустить мысли, что Донато придется уехать, навсегда исчезнув из ее жизни, поспешно возразила:
— Это сейчас опасно, но ведь скоро в Кафе будет другой консул, у которого Донато может оказаться на хорошем счету.
— Откуда ты знаешь? Он тебе говорил? А не называл ли имя следующего консула?