Теперь между итальянцем и русичами не было недомолвок, и он не боялся подвоха с их стороны. Чутье подсказывало ему, что эти северные варвары способны честно исполнить свое обещание.
По открытой местности путники ехали молча, сосредоточенно, а когда углубились в перелески, русичи немного расслабились и Тырта даже затянул тихую, протяжную песню:
У которого денег нет,
у того дитя возьмет;
у которого дитя нет,
у того жену возьмет;
у которого жены-то нет,
того самого головой возьмет…
Донато понял, что песня сложена русичами, терпевшими притеснения от татарских баскаков. В какой-то момент ему даже стало неловко, что сам он, в отличие от славян, абсолютно безразличен к исходу их войны с татарами, что его волнует только собственное счастье. Впрочем, ведь эта война была для него чужой, а его соплеменники если и участвовали в ней, то лишь в качестве наемников.
«Кто я теперь и где мой мир? — внезапно подумал он с грустью. — Я стал свободен, богат и мог бы вернуться на родину — пусть пока не в Рим, но в другой город Италии. А вместо этого я спешу на край света, ввергаюсь в опасности и строю свой дом на чужой земле. Значит, мой мир там, где моя любовь, где моя душа? А кто я буду без нее?..»
Размышления Донато прервал внезапный возглас Ярца:
— Тырта, гляди, там повозка на дороге! Не к твоему ли хутору едет?
Тырта вытянул шею, присматриваясь, и вдруг, подхлестнув свою лошаденку, вырвался вперед с криком:
— Гридя, сынок!
Когда Донато увидел, что на повозке лежат два раненых славянских ратника, его охватило предчувствие непоправимой беды. Молодой парень в потрепанном тегиляе[38], с повязкой на голове, соскочил с козел и подбежал к отцу. Они обнялись, и Тырта спросил:
— Гридя, сынок, откуда ты? Неужто сеча была?
— Сеча была великая! Вчера с утра до вечера длилась! И победа на нашей стороне!
Лицо парня, измазанное кровью и грязью, сияло торжеством, в глазах горел неостывший азарт битвы.
— Слава Богу! — Тырта перекрестился. — А ты мне говорил, что еще месяц до сражения.
— Многие так думали. А потом князь Дмитрий Иванович послал стражей в поле к орде Мамаевой. И я с Семеном Меликом пошел. Мы там языка добыли и узнали, что Мамай ждет союзника — Ягайлу литовского. Тогда князь Дмитрий решил не мешкать, чтобы к Мамаю не успело прийти подкрепление.
— Ты ранен, Гридя? — спросил Тырта, с тревогой коснувшись повязки на голове сына.
— Да у меня не рана — царапина! — улыбнулся парень. — А вот товарищи мои, Фрол и Томислав, — он указал в сторону повозки, — сильно пострадали. К нам на хутор везу, потому что им до своего селения далеко.