— Да, да, в Сальпетриер, — говорила она, глядя на меня.
В шкафу у Рокси я нашла какое-то платье и взяла кошелек из гостиной. Мадам Флориан пошла со мной на стоянку такси и, к моему удивлению, тоже села в машину. Из того, что она говорила шоферу, я поняла только «centre des urgences»[83]. В машине я смогла собраться с мыслями. Рокси хотела покончить с собой. Или покончила. Сердце у меня бешено колотилось.
Все случившееся заняло минут пятнадцать и еще несколько минут езды до больницы мимо небольшого зоопарка, куда мы иногда заходили с Женни. У больницы мадам Флориан сделала шоферу знак, чтобы он не уезжал, и провела меня в приемное отделение, где объявила, что я сестра мадам де Персан, которую только что доставили сюда. Медики начали что-то говорить, но слов вроде morte или mourir[84] я не услышала.
Мадам Флориан отмахнулась от моих merci. «Restez là[85], — сказала она, — они побеседуют с вами». Пришел доктор, из его слов я поняла, что Рокси жива, что ей делают переливание крови, что надо еще подождать, хотя особой опасности нет. Мадам Флориан потопталась, наблюдая за мной, потом потихоньку ушла.
Теперь у меня было время осмыслить, что же все-таки произошло. Рокси хотела покончить с собой! Как случилось, что я не заметила, что она совсем пала духом и находится в психически ненормальном состоянии? Как же я ушла в свои дела, если не заметила такую очевидную вещь? Не знаю, ничего не знаю.
Не знаю, ничего не знаю. Я вдруг спохватилась, поняв, что произношу эти слова вслух, как если бы я разговаривала с Марджив и Честером. Я злилась на Рокси, как злятся на человека, из-за которого пережил испуг и потрясение. За себя же я испытывала глубокий стыд, стыд и досаду. Меня словно укачало в бескрайнем море, и я никогда не узнаю, где верх и где низ. Как я могла быть счастлива и беззаботна, когда несчастна Рокси? Попытка самоубийства — это же крик о помощи, а я ничем не сумела помочь.
Я продолжала мучить себя упреками и сомнениями, вместо того чтобы задуматься над тем, что будет, если Рокси умрет — что невозможно, немыслимо! — и чего она добивалась.
Добивалась? Неужели она на самом деле хотела покончить с собой или это был крик о помощи? Знала ли она о том, что я приду и спасу ее? Мне хотелось преуменьшить значение происшедшего или расценить его как хорошо разыгранный спектакль. Потом мысли у меня начинали путаться и лихорадочно идти в противоположном направлении. Может быть, она так и рассчитывала, что меня нет и я не приду, — я не могла припомнить, говорила ли я ей, что собираюсь делать сегодня, или нет. Я даже не знала, жива ли она.