Да, и еще о ребенке. Несколько месяцев назад Рокси говорила Сюзанне, что, может быть, ей вообще не стоит рожать. Теперь эти слова приобретали совсем другое, зловещее значение.
Сестры и санитары с жалостью смотрели на меня, сестру la suicidée[86]. Сестры были в медицинских масках и чем-то напоминали монахинь. Сходство усиливалось тем, что в движениях их сквозила деликатность и доброта и говорили они тихими голосами, как с родственницей мученицы или грешницы. Угроза жизни и смерть не знают языковых барьеров. Я прекрасно понимала, что они говорят. Опасность шока, по всей видимости, миновала, не исключено кесарево сечение, если монитор покажет нежелательные изменения, ребенок в полном порядке, дети в утробе вообще живут дольше матерей, впитывая последние молекулы кислорода в крови до самого конца, когда уже нет никакой надежды.
Так я и сидела в комнате для посетителей, терзаемая страхом и злостью. Молодой доктор поднял большой палец, давая мне понять, что все идет нормально, и я почувствовала, будто меня, как и Рокси, подключили к капельнице и в мой организм втекает злость и облегчение.
Поначалу я собралась было позвонить отцу и Марджив, хотелось спросить, что мне делать. Полагаю, мне нужна была поддержка. Но что-то удерживало меня — помимо того, что в Калифорнии была еще ночь. Меня удерживала мысль, что Рокси, может быть, не хочет, чтобы я им сообщала. Я на ее месте наверняка не хотела бы. Когда она придет в себя, ей, может быть, не захочется, чтобы с ней обращались как с нервнобольной, которую нельзя оставлять одну.
Но может быть, она хотела, чтобы с ней так обращались, — чтобы не оставаться одной? Тот самый крик о помощи?
А я, что я сделала? Немного повозилась с ребенком? Злость и облегчение словно вытекли из меня, оставив после себя пустоту, которая очень скоро снова заполнилась жгучим стыдом. В мозгу опять засверлил тот же проклятый вопрос: как я могла не заметить, что Рокси на грани срыва, с признаками помешательства? Была слишком занята самой собой.
Я подумала, не позвонить ли Сюзанне или Шарлю-Анри. Но как Рокси отнесется к этому? Если она действительно хотела уйти из жизни? Я не знала, ничего не знала и бродила, сгорбившись, по комнате, заглядывая иногда за занавеску, отделяющую ее кровать, третью в полукруге таких же занавешенных кроватей. Рокси лежала с закрытыми глазами, а небольшая поперечная складка между бровями словно говорила, что ей надоела суматоха вокруг нее или что ее мысли где-то далеко-далеко, в неподвижной обители смерти.
До меня дошло, почему я боялась звонить отцу и Марджив. Они дали бы мне хороший нагоняй. Еще бы! Девчонку послали помочь сестре, а она даже не увидела, что та на пороге самоубийства. У Изабеллы вечно что-нибудь неладно, только и умеет что зубы скалить да языком трепать, такая уж уродилась, эгоистка бесчувственная.