Кадр: Калифорния, Санта-Барбара, Марджив разговаривает с Рокси по телефону. Мне нетрудно догадаться, что она говорит.
— Конечно, Рокси, если есть юридические проблемы, мы не должны этого делать… Я надеюсь, что они еще не отпечатали каталог… Да, понимаю, но они, наверное, знают, как разобраться с этими юридическими закавыками. Может быть, сказать этой даме, чтобы они сами связались с французскими юристами, а то и с правительством? Конечно, конечно, с гарантиями возврата во Францию… Нет, я все-таки уверена, что есть вполне легальные способы…
Рокси осталась довольна разговором, она даже сказала, как хорошо, что Марджив не приняла это близко к сердцу. Марджив, я знаю, заведется позднее, когда будет готовить салат. Несправедливость французов, их произвол поразили ее до глубины души. Картина принадлежит ей, Рокси, всему семейству Уокеров, и Уокеры хотят отдать ее на выставку в американский музей — все, точка. Нечего тут французам вмешиваться. Добро бы еще незнакомые французы, за которыми право и мораль. Так нет, это делают родственники противника, люди, которых она знать не знает и которые губят жизнь ее дочери и ее собственную.
Честер переживал за Рокси и Марджив. Он всегда возмущался, когда обижали Рокси, ибо считал, что она не может быть не права, не то что я. Поняв, как много значила для Марджив выставка, он жалел ее.
— Мы позвоним Роджеру, — говорил он. — Он что-нибудь присоветует, уверен.
А Марджив думала: «Почему я так расстраиваюсь? Трудно даже поверить. Роджер наверняка может что-то сделать, начать какую-нибудь юридическую процедуру. Он должен знать во Франции людей, которые могут заплатить страховку, а мы пошлем письменные показания. Кроме того, существуют же контакты межу музеями. Руководство Гетти может сделать официальный запрос через Лувр…»
Марджив охватило чувство разочарования, острое, как муки голода, когда не доешь, уберешь блюдо, потом хватишься, ищешь… Мысленным взором своим она видела «Святую Урсулу» на белой стене галереи и надпись внизу: «Из частной коллекции», может быть, даже «Из коллекции проф. и м-с Честер Уокер, Санта-Барбара» или, на худой конец, «Коллекция г-на и г-жи Шарль-Анри де Персан, Париж». Нет, она не стала бы кричать об этом на каждом углу, она тихо радовалась бы про себя, радовалась своему участию в крупном гражданском событии. Разве такое участие означает желание подняться выше по общественной лестнице? Вот она стоит перед картиной, рядом какая-то незнакомая женщина — не сорвется ли в этот момент у нее с губ: «Знаете, это ведь моей дочери Роксаны»? Говорливые старухи вечно носятся со своими детьми. Ей было стыдно признаться самой себе, что искушение было бы очень велико. Так или иначе она рассчитывала, что картина попадет на выставку в Гетти, и вот пожалуйста — такое разочарование, нет, форменное унижение… ведь она обещала… как будто это был ее долг — обещать.