Черная мантия. Анатомия российского суда (Миронов, Краснокутская) - страница 115

Звездочеты-следователи и каббалисты-прокуроры (Заседание двадцать девятое)

Выражение «неоспоримые улики» знакомо всем. Это то, что убедительнее всего свидетельствует о причастности подозреваемых к злодеянию. Время именно таких улик, «неоспоримых», по мнению обвинения, настало на очередном судебном заседании.

Однако адвокаты защиты были совсем иного мнения, посчитав предъявленные обвинением «неоспоримые улики» не только запросто оспоримыми, но и вовсе недопустимыми доказательствами, полученными с нарушением закона. Сначала адвокат Алексей Першин заявил, что недопустимым доказательством следует признать трассологическую экспертизу ковриков-лежаков, найденных в лесу у Митькинского шоссе, по той простой причине, что, согласно имеющемуся в деле протоколу осмотра места происшествия следственно-криминалистической бригадой, все лежаки были разной длины: 1,48 м; 1,40 м; 1,60 м; 1,45 м; 1,47 м; 1,46 м, однако на экспертизу они поступили почему-то заметно изменившись в размерах, как значится в экспертном заключении «расстояние между сторонами фрагментов одно и то же для всех фрагментов и составляет 1,50 м». Однако прокурор Каверин с ходу отмел ходатайство Першина: «Вы ставите вопрос не о недопустимости, а о недостоверности доказательств. А это решается судом». И хотя вопрос о недопустимости доказательств решался в тот момент именно судом, судья Пантелеева охотно подписалась под афоризмом прокурора, оставив коврики-лежаки среди «неоспоримых улик», хорошо понимая, что если эти улики будут признаны недопустимыми, то с чем тогда останется обвинение.

Адвокат Закалюжный попытался оспорить «неоспоримые улики», заявив, что обыски на квартире сына В. В. Квачкова — Александра и автомобиля самого Квачкова марки СААБ проводились с грубейшим нарушением закона без участия адвоката, без присутствия обвиняемого, но тщетны были веские доводы адвоката. И в самом деле, если во всем руководствоваться законом, так не только «неоспоримые улики» обвинения рассыпятся в прах, но и выстроенное на них само уголовное дело развалится!

Присяжных заседателей пустили в зал, прокурор принялся демонстрировать им сокровища обвинительного заключения. В начале он огласил трассологическую экспертизу, проще говоря — замеры ковриков-лежаков. Огромная удача следствия состояла в том, что коврики нашли не только на месте происшествия у Митькинского шоссе, но кусок такого же материала оказался на даче Квачкова. Трассологическая экспертиза установила, что коврик с дачи очень удачно совпал по разрезу с одним из лесных ковриков. Прокурор Каверин, как никогда уверенный в себе, выступал, будто обвинительный вердикт в руках держал: «Вопрос эксперту: «Какие из фрагментов материала составляли друг с другом единое целое?» Выводы эксперта: «Фрагмент полимерного материала, изъятого при обыске на даче Квачкова, и три фрагмента материала с Митькинского шоссе составляли друг с другом единое целое». Прокурор ни словом не обмолвился о том, что ни один коврик, поступивший на экспертизу, не совпал по своим размерам ни с одним ковриком из обнаруженных на месте происшествия. Прокурор двигался дальше, предъявляя присяжным протоколы обысков квартиры на Беловежской, где проживал сын Квачкова. Улов следователей здесь был немалый: две шапки с прорезями для глаз, пачки книг Бориса Миронова «Приговор убивающим Россию», свидетельство на имя Александра Квачкова о присвоении ему квалификации «частный охранник», его же медицинская карта и свидетельство о рождении, молитвослов, коробка видеокассет с мультфильмами и боевиками. И, наконец, главная удача второго обыска — рукописная запись на тетрадном листке в клеточку, имеющая прямое отношение к РАО «ЕЭС». Прокурор озвучил содержание записи: «30.11.04. РАОЕЭС 9:38. А184АР BMW удлин. куз. около РАО с ней С182ТМ 99рус BMW5 синяя Н336 ЕВ 90рус. BMW 2.12.04 РАОЕЭС около РАО Н336ЕВ 90рус BMW 9.40 В065АА Ауди 9.50 А566АВ 18.01.05.».