Для кого неведомый стратег составлял на чеке схему, «сходную с обстановкой на Митькинском шоссе»? Кроме, как для прокуратуры, больше не для кого. И неважно обвинению, что ни одна экспертиза не смогла привязать каракули на чеке к почерку обвиняемых, что данная схема информационно бессмысленна, что она никак не соответствует топографическим навыкам офицеров, сидящих на скамье подсудимых. Все равно, что в написании слова «корова» кривыми печатными буквами с пятью ошибками подозревать учителя-словесника, тем более что, согласно почерковедческой экспертизе: «Буквы на чеке не принадлежат гражданам Квачкову, Яшину, Найденову, Миронову».
Такие вот «неоспоримые улики» представило обвинение присяжным заседателям. Действительно неоспоримые. Потому что никто не мог, возможности не имел, не дозволено было никому их оспорить.
Сколько человек могут потеть в одной кепке (Заседание тридцатое)
Смена декораций в зале суда. Приставы ввозят две тяжелые тележки с картонными коробками. Прокурор снова демонстрирует вещественные доказательства. Шуршит пакетом, извлекает из него носовой платок, аккуратно расправляет, представляет: «Платок белый с синей каймой». Тот самый платок, который накануне защитники подсудимых пытались вывести из дела как недопустимое доказательство, потому что нашедшие его в левой водительской дверце автомашины Квачкова семь человек: следователь, двое понятых и четыре эксперта записали в протоколе ясно, четко, однозначно: «платок клетчатый», но когда спецы в экспертном центре вынули его из пакета, представленного следователем, платок оказался «белый с синей каймой». Ну, никак не могут опытнейшие криминалисты принять клетку за белое да еще с каймой! Прокурор не согласился с защитой и отстоял белый носовой платок с синей каймой как вещественное клетчатое доказательство, уверив судью, что следователь и эксперт просто-напросто одно и тоже описали по-разному.
Естественно адвокат Першин тут же заявил: «Обращаю внимание присяжных заседателей, что данный платок белого цвета, клеток на нем не видно, платок имеет окаемку». В ответ прокурор Каверин выпалил со скоростью домашней заготовки: «У платочка есть клеточки, их просто не видно».
Но если на платке есть клетки, которых не видно, и суд в них верит, то как не поверить в то, что не увидеть, не унюхать вообще невозможно. Платочек-то оказался не простой — взрывоопасный. Судебная экспертиза зафиксировала следующее: «Обнаружены следы гексогена в количестве 10 в минус 9-й, 10 в минус 10-й степени», — что в тысячу раз меньше миллиардной доли, или, как говорят математики, это то, чего нет. Кто надушил бело-синенький скромный платочек гексогеном, и зачем надушил, если гексоген не входил в состав взрывчатого вещества на Митькинском шоссе, остается только гадать и ждать дальнейшего развития событий на суде. Далее вещдоки сыпятся как из рога изобилия. Прокурор предъявляет пакетики с образцами грунта с колес автомашины Квачкова. Присяжные рассматривают давно высохшую грязь, подозревая в груде пакетиков раскрытую следствием тайну. Увы. Грязь она и есть грязь. Никакой тайны. Прокурор зачитывает экспертное заключение: «почвенные наслоения с колес и с ковриков из автомашины СААБ не происходят ни с места стоянки на Минском шоссе, ни с места взрыва».