, прочесывавших окрестности на страх грабителям. Во внутренних районах страны к иноземцам не привыкли, и весь городок, понятно, тут же занялся толками и пересудами. Хозяин с двумя или тремя умудренными старцами в бурых плащах изучал наши подорожные в углу гостиной, а альгвасил
[10] переписывал их при тусклом свете лампы. Подорожные писаны были по-иностранному и озадачивали их; но наш оруженосец Санчо помогал им разобраться, превознося нас до небес с испанской велеречивостью. Мы тем временем щедро оделили присутствующих сигарами, расположив к себе сердца, и все захлопотали о том, как бы нас получше принять. С визитом явился сам коррехидор
[11], и по мановению хозяйки в нашу комнату торжественно внесли громадное кресло с тростниковым сиденьем, предназначенное для его персоны. Отужинал с нами и командир патрульного отряда, говорливый балагур-андалузец, которому довелось воевать в Южнбй Америке; он рассказывал о своих амурных и военных подвигах, не скупясь на пышные фразы и выразительные жесты и таинственно закатывая глаза. Он поведал нам, что у него есть список всех окрестных бандитов, что он, как бог свят, выловит их, мерзавцев, с первого до последнего, и предлагал в провожатые любого из своих солдат. «Для охраны, сеньоры, хватит одного человека: бандиты знают меня и знают моих — людей: любой из них нагонит ужас на всю сьерру». Мы поблагодарили его в том же стиле и заверили, что под охраной несравненного Санчо нам не страшны все, вместе взятые, разбойники Андалузии.
Так, ужиная с нашим воинственным другом, мы заслышали звон гитары и щелканье кастаньет, а потом хор завел народную песню. Оказалось, что наш хозяин созвал певцов и музыкантов, собрал окрестных красоток, и теперь трактирный дворик-патио стал сценой подлинно испанского празднества. Мы уселись рядом с хозяином, хозяйкой и командиром отряда под дворовою аркой; гитара гуляла по рукам, и подлинным Орфеем здешних мест был шутник-сапожник. Он был недурен собой, с длиннейшими черными бакенбардами, рукава закатаны до локтя. Он перебирал струны, как истинный мастер, и спел любовную песенку, осклабившись на женщин, которые его явно жаловали. Потом станцевал фанданго[12] с пышногрудой андалузянкой, к общему восторгу зрителей. И никто из девиц не мог сравниться с прелестной дочкой хозяина Пепитой, которая где-то пропадала, прихорашивалась и явилась в венке из роз; она отличилась в болеро с молодым красавцем-драгуном. Мы велели хозяину оделить всех вином и сластями; и, хотя сборище было пестрое — солдаты, погонщики и деревенские, — никто не преступил трезвых приличий. Сцена была уготована для художника: живописная группа танцоров, патрульные в полувоенном платье, крестьяне в своих бурых плащах; не пропустить бы, кстати, тощего старого альгвасила в коротком черном плаще: он не обратил никакого внимания на все происходящее и уселся в углу, прилежно пишучи в тусклом свете большой медной лампады, словно во дни Дон Кихота.