— У нас всё, — известил его Валерий, А Лышу сказал, не удержался: — Итиа…
Тот понимающе помахал ему мобильником — уже с нескольких шагов.
Витя подошел.
— Мы решали одну лингвистическую проблему, — объяснил Валерий.
— Ясно, — сказал Витя, которому, конечно, ничего не было ясно. — Решили?
— Не совсем. Продолжим после, юноша торопится домой… Мне, кстати, тоже пора. Мысли о простокваше бабы Клавы все назойливее.
— Тебя проводить? Или найдешь теперь дорогу? Можно автобусом…
— Пройдусь пешком. Ночной Инск мне еще неведом. И потому любопытен…
— Удачи… Свой телефон я тебе вписал, так что ежели что…
Валерий по-американски (как матросу Вове) отдал подпоручику Петряеву честь. Витя с дурашливой старательностью откозырял в ответ…
А у костра, куда вернулся Лыш, продолжался свой разговор.
— То тебя дома до полночи нет, а то «скорее надо», — выговаривала брату девочка в желтой рубашке с погончиками и шевронами. — Подожди немного, пойдем вместе…
— У меня в сарае работа не кончена, — озабоченно разъяснил ей Лыш. — Поэтому, кто пойдет, а кто поскачет…
Лыш отошел и выволок из репейников легонький венский стул.
— Опять! — вознегодовала сестра. — Шею свернешь, акробат!.. Лыш, я маме скажу!
— Жалоба моченая, на углях копченая…
Все слушали спокойно. Знали, что Лыш обозвал сестру «жалобой» так, для порядка, и ничего она не скажет маме. А он, конечно, не свернет шею.
Лыш оседлал стул задом наперед, растопырил ноги, слегка толкнул перед собой спинку. Стул ударил ножкой в песок, будто нетерпеливый жеребенок. Подпрыгнул и взмыл над репейной чащей. Понес всадника над склоном вверх.
— Вот это да… — выдохнул один из оставшихся мальчишек.
Девочка (не сестра Лыша, а другая — круглолицая, светлоголовая) осторожно сказала ему:
— Видишь, ты уже столько тайн знаешь про нас… Расскажи и про себя.
— Но я ведь рассказывал…
Другой мальчик мягко проговорил:
— Ты не обижайся, но ты говорил не все. Расскажи нам про главное …