Я подошла к двери черного хода, опасливо приоткрыла – внутри было темно.
Ой, мамочка! Что же делать? Страшно.
– А если меня кто-нибудь схватит на лестнице? А вдруг там опять завоет? Я с ума сойду, у меня разрыв сердца будет… – жалобно бормотала я.
Но вдруг вмешалась моя бабуля, вернее, её бодрый голос прозвучал в голове:
– Мне было гораздо меньше лет, чем тебе, когда Ленинград бомбили фашисты. И мы с мамой бежали по этой лестнице в подвал. А потом я сидела одна в темной холодной комнате, потому что мама уходила на работу на целые сутки, и знала, что в соседней комнате умирает от голода баба Рита, бабушка Райки. А на лестнице в парадном лежат два завернутых в покрывала трупа. Потому что – блокада, потому что город в фашистском кольце.
– Нет, я не маленькая Машуля, – сказала я то ли бабушке, то ли себе. – Я взрослая. Я – Мария.
И только я так подумала, как вспомнила про мобильник: в нём есть подсветка экрана! Я включила свет и вошла на черную лестницу.
Я шла, смотрела на экран, и обнаружила SMS-ку, от Илюшки!
«Мария, мне кажется, ты хороший друг. Илья».
Сердце застучало, как дождь по карнизу! Стало жарко – какой замечательный сон, пусть он длится вечно!
И с этими словами я оказалась на четвертом этаже, перед приоткрытой дверью в людскую.
Я влетела в коридорчик, уперлась лбом в окно – охладить лицо, посмотрела вниз и увидела заасфальтированный двор, мокрый от дождя. Посреди двора стояли машины.
Ничего не соображая, я вышла на кухню.
Там кипела работа – соседи готовили новогодние угощенья. Юля стояла у раковины с ковшом в руке, заливала водой сваренные яйца.
Я встала столбом. Мысли мешались и путались. Что происходит? Где я? Что я? Это сон или не сон?
Из оцепенения меня вывел голос Юли.
– Купила?
– А? Что?
– Майонез, горошек?
«Вспомнила, я же ходила магазин. Или нет?»
– Юлечка, я деньги забыла, придется второй раз идти.
И зачем я это сказала? У меня голова лопнет от всего случившегося.
– Пойду, возьму сто рублей и быстренько сбегаю снова, – стараясь выглядеть беззаботно, сообщила я Юле.
И побрела к входным дверям.
Нехотя открыла их, опасаясь вновь оказаться в странном сне, и выглянула в парадное: где ковры, жара от камина?
Я спустилась вниз – ни привратника, ни пальмы, ни огня, ни плюшевой скамейки, вышла на улицу, купила в супермаркете, где еще двадцать минут назад была чайная, горошек, майонез и мандарины, и вернулась домой.
Значит, это было какое-то мысленное сновидение. Я читала, такое бывает на грани сна и яви.
Я сняла пуховик, зачем-то залезла в карман. И вытащила конфетку! Ту самую, которую взяла в магазине в 1913 году: на фантике написано «С Рождеством 1914 года».