«Мне вчера стукнуло тридцать два. Много это или мало для женщины? Вероятно, очень много.
Собственно, я уже прожила несколько жизней: юную, ученическую, студенческую, когда училась сначала в металлургическом техникуме, потом, заочно, в педагогическом институте, и вот вошла, в нынешнюю, главную для меня жизнь — заводскую.
На бумаге должность моя выглядит довольно пышно: „инженер-методист по техническому обучению и воспитанию подростков“. По существу же все гораздо прозаичнее: поступают на завод мальчишки и девчонки лет четырнадцати-пятнадцати, а я их главмама.
Надо добраться до их сердцевины, дать рабочую профессию — прессовщика, токаря, штамповщика, слесаря, дать образование, потому что многие бросили школу, выпрямить характеры.
На заводе нашем — пятнадцать тысяч рабочих, и вот когда подростка присылает детская комната милиции или райисполком, начинается процесс обкатки. Занятие это, скажу тебе без фальшивых вздохов, любо мне, хотя дьявольски трудное..
…Утро мое обычно начинается так: встаю в шесть, кормлю своего Петушка, отвожу его в детский сад и еду трамваем на завод.
Я люблю наш Таганрог: дремучие заросли городского сада, каменную лестницу с солнечными часами, причалы и белые паруса яхт-клуба, видавший виды маяк и зеленую Чеховскую улицу.
И новый Таганрог люблю с его Приморским парком, широкими проспектами, потоком студентов радиотехнического института.
А трамвай все везет и везет — через весь город, — подрагивает на стыках, скрежещет на поворотах. Остановка „Шлагбаум“. Когда-то здесь действительно был конец города, стояли две нелепые узкие пирамиды из кирпича, с позолоченными шарами на вершинах. Но вот и пирамиды снесли, и город далеко отодвинул свою окраинную черту, а название „Шлагбаум“ осталось.
Вероятно, и с иным человеком бывает так: он совсем другой, в иных границах, а его все принимают за прежнего.
Вот мой Витя Дроздов… Представь себе мордашку с носом „сапожком“ и ржаными волосами. Впереди они, словно умышленно, не стрижены и кустиками нависают на уши, а сзади подворачиваются вверх.
Впервые он предстал передо мной в роскошных, расклешенных внизу блекло-зеленых джинсах, плотно облегавших икры ног. Ладонь парень картинно держал в приклепанном кармашке.
Я уже была немного наслышана об этом золотце. Для „личных технических целей“ он срывал трубки у телефонных автоматов. Нам его, из рук в руки, передала милиция.
— Ну что, Витя, будем работать? — спрашиваю.
Дроздов иронически улыбнулся:
— Я ж ребенок…
Пошла к нему домой. Ничего утешительного. Отец в „бегах“, даже алименты не платит. Мать, преждевременно состарившаяся женщина, давно утратила власть над сыном, стала жаловаться на него, на своих братьев.