«— Считаем вас достойным более высокого звания!» — «Кхе… Кхе… Не переоцениваете ли вы мои довольно скромные воинские достоинства?»— «Никак нет!» — хором ответили мы.
— Фу, ироды, живот продырявили! — Встав с койки, Авилкин в одних трусах подошел к корзине в углу комнаты, вытряхнул в нее окурки и пепел. — Тутукин наш, — сказал он, — вызывает во мне желание как-то его приласкать, что ли… опекать. Ей-богу, начну с того, что пришлю Владимиру Ивановичу роскошную оправу для очков. — Сев на койку, Авилкин спросил: — Можно похвастаться?
— Вали, — великодушно разрешил Каменюка.
— В прошлом месяце добыл для своей дивизии автомат-хлебозавод. Во время марша на колесах буханки выпекает, — зачастил Павел Анатольевич. — Представляете: солдатский привал, подъезжает эта хлебопекарня и с ходу раздает горячие, хрусткие буханочки — высший класс!.
— Слава начпроду! — провозгласил Каменюка.
— Слава! — поддержал Снопков.
— А куда это Геша закатился? — спросил Авилкин, поглядев на пустующую кровать в углу и небольшой изящный чемодан рядом с ней.
— Полковник… с рыжими не водится… — предположил Снопков.
— Нет, правда?
В эту минуту и вошел в комнату Пашков. От него веяло морозцем, табаком, одеколоном.
— Кепстеном запахло, — раздувая ноздри, поощрительно объявил Снопков.
— Заглянул к старшине Привалову, — словно оправдываясь, объяснил Геннадий Степана, — чудный дядька. Как он здорово на встрече сказал: «И я вас ковал!»
Пашков снял шинель, папаху, китель, надел домашние туфли. Оставшись в белоснежной рубашке, подсел к друзьям, на кровать Артема Ивановича.
— Принимаете? — маленькие уши его были еще розовы от мороза.
— А мы думали, ты в кругу избранных, — проблеял Авилкин.
— Ну и нахалы! — возмутился Пашков.
— Воистину так, — согласился Ковалев.
— А все же, братцы, слишком много наших стало гражданскими, — с горечью сказал Артем Иванович.
«Да, это правда», — подумал Ковалев.
После массовых демобилизаций волевые, образованные, сравнительно молодые люди вынужденно «перекантовывались», становились строителями, педагогами, переводчиками.
Один из офицеров запаса теперь прокладывал газопровод в Сибири, другой работал топографом в угольном институте, третий — начальником цеха, выпускающего транзисторы, четвертый — астрофизиком обсерватории.
Появились из суворовцев ученый в Дубне, декан факультета права в юридическом институте, добытчик тюменской нефти, финансист в Африке, директор крупного книжного издательства и даже министр.
Все они по характеру оставались суворовцами, как бы ни распорядилась ими жизнь.
Долго говорили о превратностях судеб.