— Зачем тебе это? — удивилась Сонька.
— Это тебе нужно.
— Да нет, не нужно. Я пошутила.
— Мне нужно!
— Ну, если тебе… А если папик твой на крик придет?
— Не придет. Он только к утру будет.
— Так уже скоро утро, — Сонька мутными глазами посмотрела на часы.
Половина третьего ночи.
— Да нет, до утра еще успеем…
— Слушай, а с тобой прикольно!.. Подожди, а где мои вещи?
— Ты еще прикольней! — засмеялся Егор.
Мокрые после купания босоножки валялись в спальне, платье они нашли возле бассейна. И еще с сумочкой пришлось повозиться.
Но пока искали сумочку, куда-то подевалось платье.
— Да ну его к черту! — схватился за животик Егор. Он был пьян, и его сейчас могла развеселить любая мелочь.
Сонька пьяно кивнула, повесила на плечо сумочку и, виляя бедрами, пошла к проходу между домами. Только с походкой у нее не заладилось. Хмель в голове гулял, потому Соньку сильно качало.
Охранник у калитки охренел, увидев голую пьяную девицу. Так на нее засмотрелся, что не заметил Егора. И проход ей закрыл.
— Посторонись!
Егор обогнал Соньку, толкнул охранника в грудь. Тем же макаром он протащил ее и в дом. В конце концов, если отцу что-то не понравится, он может выгнать его. А он уйдет… Уйдет он, но сначала переспит с Сонькой. И пусть она поставит на уши весь дом.
Но, как оказалось, чтобы разбудить Олесю, совсем не обязательно затаскивать Соньку к себе в постель. Олеся вышла к ним, когда они проходили через холл второго этажа, поднимаясь на третий. Вышла из своей спальни в шелковой ночной рубашке, которая так соблазнительно облегала ее фигуру.
Олеся большими глазами смотрела на Соньку.
— Привет! — дурашливо хихикнула та, помахав ей рукой.
— Спокойной ночи! — Егор же отвесил ей такой же дурацкий поклон.
При этом ему пришлось взяться за перила лестницы, чтобы не упасть. Уж слишком его качнуло.
Олеся хотела что-то сказать, но, похоже, от шока лишилась дара речи.
Егор провел девушку к себе в комнату и, не закрывая за собой дверь, завалился с ней в постель.
— Давай, кричи!
Он старался изо всех сил, но Сонька лежала под ним бревном. Егор присмотрелся к ней и понял, что ее сморил сон. Ладно, пусть спит, а он будет представлять, что под ним лежит Олеся. В первую их ночь она тоже будет лежать под ним молча, чтобы их не услышал отец…
* * *
Егор не мог понять, что происходит. В голове туман, в ушах вата, перед глазами круги. Он все еще пьян, его мутит, но самое обидное, что он ничего не помнит. С тех пор как пошел провожать Олесю, ничего не помнит. А ведь у них что-то было. Он раздевал ее, укладывал в постель, вторгался в нее… И эти чудеса прошли мимо него. Как же обидно! Волком выть хочется, как обидно.