Каин и Авель (Шприц) - страница 2

В окуляре дальномера, расчерченном тонкими штрихами, перед его взором предстала вся бухта корейского порта Чемульпо. На серо-зеленой спокойной воде чернели туши четырех крейсеров: английского «Тэлбот», итальянского «Эльба», американского «Виксбург» и французского «Паскаль». Третьего дня они нанесли ответный визит французам. Было выпито много отличного вина и провозглашено изрядное количество тостов за почти нерушимую франко-российскую дружбу.

И вот теперь «Варяг» должен уйти из гостеприимной бухты. Япония объявила войну России. Мичман несколько раз глубоко вдохнул свежий воздух, зачехлил окуляры и поспешил в командную рубку. Все будет хорошо. Японцы сторожат выход из Чемульпо. Но они не посмеют открыть огонь в нейтральном порту.

* * *

В Мариинке давали «Жизель», а посему все балетоманы столицы загодя сели в свои годами насиженные кресла и ложи в ожидании праздника души и балетного тела.

Павел Нестерович Путиловский, надворный советник Особого отдела Департамента полиции (ласково именуемого в народе «охранкой»), тихо приотворил дверь ложи и проскользнул на свое место. Ложу он снимал пополам со своим закадычным другом, профессором университета по философской кафедре Александром Иосифовичем Франком.

Многочисленное семейство Франков занимало отнюдь не половину, но большую и лучшую часть ложи. «Ты сам виноват в этом! — в ответ на робкие намеки приятеля резонно возражал Франк. — Что мешает тебе жениться, наплодить детей и занять почти все?» Крыть было нечем и некем, поэтому Путиловский смирился.

Сам Франк в настоящий момент сидел с закрытыми глазами и профессионально дирижировал оркестром. Но музыканты (к счастью для них и увертюры) этого не видели и продолжали упорно следить за штатным дирижером чехом Направником.

— Валторна фальшивит! — прошипел Франк в ухо приятелю, не забывая при этом жевать шоколадные конфеты, которые он с боем отвоевал у своих же деток из большой семейной коробки.— Еще не выходила...

— Кто? — шепотом поинтересовался Пути-ловский и тоже украл у детей конфету: он с утра ничего не ел.

— Твоя Карсавина! — съехидничал Франк, зная пристрастие Путиловского к совсем еще свеженькой балерине.

— Слава Богу...

Из царской ложи на них недовольно покосились. Путиловский привстал и поклонился плотному человеку с большими моржовыми усами на широком невозмутимом лице. Человек ответил коротким кивком.

— Кому это ты лизнул? — полюбопытствовал Франк.

— Министру... — прошелестел Путиловский, дабы не вызвать гнев вышестоящего начальника.

— Это Плеве? Серьезный господин! — и Франк вернулся к роли дирижерской палочки.