Элис. Стало быть, на том не кончилось!
Гейст. Тюрьма или лечебница!
Элис. Невозможно, чтобы она это сделала! Невозможно!
Гейст. И вот теперь имя семьи будет поругано снова…
Элис. Ома заподозрена?
Гейст. Тут сказано, что подозрение падает на определенное лицо, ну и совершенно очевидно на кого.
Элис. Я должен переговорить с ней!
Гейст встает. Только ласково! А то я больше не в силах… Она погибла… вернулась и погибла… Переговори с ней! Уходит направо.
Элис. Ох! Идет к двери налево. Элеонора, дитя мое! Иди сюда, мне нужно переговорить с тобой!
Элеонора выходит с распущенными волосами. Я хотела завиться!
Элис. Пусть их! Скажи, сестрица, откуда у тебя этот цветок?
Элеонора. Я его взяла…
Элис. О, Боже!
Элеонора, опустив голову, подавленная, скрестив руки на груди. Но я тут же оставила деньги.
Элис. Значит, заплатила за цветок?
Элеонора. И да, и нет! Во всяком случае это возмутительно… только я не сделала ничего дурного… кроме добра я ничего не хотела… ты веришь мне?
Элис. Я тебе верю, сестра; но газета не знает, что ты невинна!
Элеонора. Дорогой, тогда я должна вынести это мучение… Она опускает голову, так что волосы висят спереди. Что же теперь намерены со мной делать? И пусть!
Вениамин входит слева, вне себя. Нет, вы не должны ее трогать, потому что она не сделала ничего дурного. Я знаю, потому что это я, я, я. Плачет — сделал это!
Элеонора. Не верь его словам… это — я!
Элис. Чему я должен верить; кому я должен верить?
Вениамин. Мне! Мне!
Элеонора. Мне! Мне!
Вениамин. Позвольте мне пойти в полицию…
Элеонора. Молчи, молчи!
Вениамин. Нет, я пойду, я должен пойти…
Элис. Молчи, дитя! Мама идет.
Гейст. входит в глубоком волнении, обнимает Элеонору и целует ее. Детка, детка, мое любимое дитя! Ты со мной, и останешься со мной!
Элеонора. Ты целуешь меня, мама? Ты этого не делала уже много лет. Почему же только теперь?
Гейст. Потому что теперь… потому что торговец цветами тут на дворе и просит прощения, что причинил так много неприятных хлопот… затерянная монета нашлась, и твоя фамилия…
Элеонора бросается в объятия Элиса и целует его; затем обвивает шею Вениамина и целует его в голову. Доброе дитя, ты хотел страдать за меня! Как ты мог желать этого?
Вениамин стыдливо, простодушно. Потому что я так люблю тебя, Элеонора!
Гейст. Ну, детки, одевайтесь и идите в сад. Прояснилось!
Элеонора. Ах, прояснилось! Пойдем, Вениамин. Берет его за руку; рука об руку уходят налево.
Элис. Нужно сейчас же бросить вербу в огонь!
Гейст. Нет еще! Кое-что осталось!
Элис. Линдквист?
Гейст. Он здесь на дворе! Только он что-то очень странен и непостижимо ласков; да, к сожалению, он так говорлив и говорит так много всё о себе.