И вдруг, уже подумывая о том, чтобы повернуть обратно, герцог увидел девушку. Она, видно, шла очень быстро, а может быть даже бежала, если успела подняться так высоко.
И как он и ожидал, она шла не по дороге, делающей путь длиннее, а прямо от виллы поднималась по узенькой свежей тропинке, будто нарочно избегая длинных, усыпанных цветами пастбищ.
Герцог остановил экипаж, и, выйдя, сказал кучеру:
— Доезжайте до самой вершины, развернитесь и возвращайтесь сюда.
— Хорошо, ваша светлость.
Экипаж отъехал, а герцог еще немного подождал.
Он видел, что Селина поднимается очень медленно, я было видно, что она очень устала. Ее голова была не покрыта, и золотистые волосы переливались на солнце. Ее зеленое платье сливалось с весенней травой и полевыми цветами.
«Как же она молода!» — подумал он.
Но тут же у него мелькнула мысль, что в основных жизненных принципах, которых он всегда старался придерживаться, но о которых нередко забывал, увлекаясь чисто внешними сторонами окружающего его мира, она была зрела и мудра.
И каким же заблуждением с его стороны было придавать этому такое значение и хотя бы на минуту поверить, что брак с женщиной вроде леди Милли сможет принести ему счастье!
И он снова, уже в который раз, услышал голос Селины, читающей стихи в тот ужасный день, когда они бежали из публичного дома в Алжире. Девушка была охвачена ужасом, и, тем не менее, слова, которые она произносила, до сих пор вспоминались герцогу как самая совершенная мелодия:
Но расскажи о прежних днях счастливых
И сердце, полном целомудренной любви,
Когда ты жил с собой и с миром в мире.
Именно это она и подарила ему — чистую, непорочную любовь. Он понимал, что это дар, который получают лишь немногие.
Он наблюдал за ней, а она тем временем почти добралась до самой вершины крутого холма, где маленькая тропинка, по которой она шла, переходила в широкую дорогу. Голова ее была опущена, и только теперь герцог увидел, что девушка плачет.
Он подошел ближе и позвал ее своим низким голосом:
— Селина!
Она вздрогнула и подняла глаза. Они были наполнены слезами, которые бежали и по щекам.
— Дорогая! Любимая! — произнес он. — Как вы могли убежать от меня?
Он обнял ее.
Девушка сделала слабую попытку помешать ему. Однако он прижал ее к себе так крепко, что ей стало трудно дышать, и коснулся губами ее губ. Он целовал ее, и с каждым его поцелуем удивление и восторг, которые она испытала тогда, за алтарем, казалось, снова овладевали ею. Она зажмурила глаза, как бы защищая их от волшебного золотистого солнечного света, и всем своим существом поддалась обаянию нежного прикосновения герцога. Губы ее становились мягкими и послушными от его поцелуев.