— Да, моя дорогая Ромэна, Пьер меня беспокоит. С ним происходит что-то серьезное. Я наблюдаю за ним с тех пор, как он вернулся из Аржимона. Он стал другим. Он нервен, сумрачен, тревожен, молчалив. У него очень плохой вид; он побледнел и похудел. Скажите, Ромэна, между нами, вы ничего не заметили? Я обращаюсь к вашей откровенности и к вашей проницательности.
Ромэна Мирмо отвечала нерешительным жестом. Месье Клаврэ настаивал:
— Значит, вы не заметили в нем ничего необычного?
Ромэна Мирмо по-прежнему молчала. Месье Клаврэ продолжал:
— Дорогое мое дитя, позвольте мне вам сказать, в чем, по-моему, причина этой перемены, которая меня озабочивает. Пьер влюблен.
Это заявление месье Клаврэ Ромэна Мирмо встретила немного деланным смехом.
— Влюблен? Что же, это вполне возможно; в его годы молодые люди всегда влюблены. Здесь не о чем тревожиться, дорогой месье Клаврэ.
Месье Клаврэ покачал головой.
— Вы ошибаетесь, Ромэна, потому что если Пьер влюблен, то он влюблен в вас. И он не только влюблен в вас, он вас любит, и любит безумно.
Месье Клаврэ подчеркнул эти последние слова. Ромэна Мирмо стала возражать:
— Ах, месье Клаврэ, как вы преувеличиваете! Да, я готова допустить, что месье Пьер немного неравнодушен ко мне. Он даже мне признался в этом однажды в Аржимоне; но я отнеслась к этому как к шутке, и уверяю вас, что и не вспоминаю об этом больше.
Месье Клаврэ поднял руки.
— Не вспоминаете больше! Так, значит, вы не видели, на что он похож, Ромэна! О нет, я не преувеличиваю. Пьер вас любит страстно, и это-то меня и пугает. Да, он вас любит, Ромэна, а вы его не любите. Впрочем, если бы даже вы его любили, вы бы не захотели стать его возлюбленной. Я вас знаю, Ромэна. Поэтому…
Месье Клаврэ снял шляпу и отер лоб. Потом продолжал:
— Поэтому, Ромэна, остается сделать одно, и я знаю, что вы это сделаете, пока еще, может быть, не поздно. Надо, чтобы вы перестали видеться с Пьером, чтобы вы как можно дальше отстранили его от себя; надо, чтобы вы отняли у него всякую надежду, надо…
Ромэна Мирмо вспыхнула.
— Отняла у него всякую надежду! Да я ему никогда и не подавала никаких надежд. Разве моя вина, если он забил себе в голову сумасшедшие мысли? Я тут ни при чем. Мне не в чем себя упрекнуть.
Она стучала зонтиком о землю. Легкое раздражение окрашивало ей щеки румянцем, делало жестким ее красивый профиль с упрямой горбинкой. Она продолжала:
— Да это же невыносимо, это тирания! Что я могу поделать, если месье Пьеру де Клерси я нравлюсь и он страдает оттого, что у меня нет охоты платить ему тем же? Потому что, повторяю вам, месье Клаврэ, я не чувствую за собой никакой вины во всем этом деле, никакой ответственности. Я считала Пьера де Клерси молодым человеком отнюдь не сентиментальным, отнюдь не страстным, а жаждущим прежде всего деятельности, приключений, стремящимся приложить свою энергию. Как я могла предвидеть, что произойдет? Очевидно, мне не следовало принимать с ним этот товарищеский, фамильярный, дружеский тон, который, по-видимому, ввел его в заблуждение… Но вот я и рассердилась, это смешно. Простите меня, дорогой месье Клаврэ. Я понимаю, что вы беспокоитесь и что вам неприятно видеть, как Пьер де Клерси сбивается с дороги, и все-таки я не могу вполне поверить тому, что вы о нем рассказываете. Все это устроится, дорогой месье Клаврэ.