Она перешла на шутливый тон, но в глубине души была серьезна и озабочена. Месье Клаврэ вздохнул.
— Ах, если бы вы были правы, дорогая Ромэна! Но только это вы должны меня простить, что я вам поверил свои страхи. Словом, я чувствую, что надо действовать не откладывая, и я знал, Ромэна, что вы мне поможете, вы, такая добрая, такая прямая, такая умная!
Мадам Мирмо рассмеялась.
— Полно, полно, не льстите мне, дорогой месье Клаврэ. Знаете, вот что я вам предложу. По пути в Дамаск я намерена остановиться в Риме. Так вот, я теперь же уеду в Рим и останусь там, пока не придет время возвращаться к мужу. В Париж я заеду всего на несколько дней, только чтобы проститься с Бертой де Вранкур. Я телеграфирую моей приятельнице княгине Альванци, чтобы узнать, в Витербо ли она. И я вас уверяю, что, как только месье Пьер перестанет меня видеть, он перестанет обо мне думать. Он очень скоро меня забудет, потому что все-таки я не думаю, чтобы он был так увлечен, как вам кажется. Ну вот, довольны вы мной, дорогой месье Клаврэ?
Месье Клаврэ наклонился и поцеловал Ромэне руку.
— Благодарю вас, Ромэна, за то, что вы собираетесь сделать. Благодарю вас за вашу помощь. Ах, бедный Пьер будет жестоко страдать!
Ромэна Мирмо жестом выразила сожаление. Месье Клаврэ продолжал:
— Хорошо еще, что у него есть брат, есть старый Клаврэ, есть молодость; но что меня пугает, так это то, что о своей любви он не сказал ни Андрэ, ни мне; и это доказывает, что эта любовь очень глубока, очень глубока. И потом, эта перемена в нем, эта печаль!
Ромэна Мирмо уже не слушала месье Клаврэ. Склонив голову, она думала об этой любви, в которой ей признался Пьер и которая родилась в нем в тот летний вечер, когда на этих зеленых подмостках плясали маленькие экзотические балерины, уступившие теперь место девочкам, прыгающим через скакалку и оглашающим своим пронзительным и радостным смехом спокойный воздух, едва тревожимый вдалеке глухими выстрелами на голубином стрельбище…
Письмо, которое Пьер де Клерси получил от мадам Мирмо, было написано на голубоватой бумаге крупным ровным почерком. Его ему передал швейцар отеля, когда он в середине дня спросил в бюро мадам Мирмо. Он зашел за нею, чтобы пойти вместе гулять по городу, но ему сказали, что мадам Мирмо вышла и оставила на его имя письмо.
Эту записку, двадцать раз перечитанную, Пьер де Клерси знал наизусть. Буквы плясали у него перед глазами. За обедом он все время повторял в уме ее содержание. Он был так явно рассеян, что Андрэ обратил на это внимание. Когда Пьер не заметил, как старый Лоран подает ему блюдо, Андрэ мягко сказал ему: