Ромэна Мирмо слушала месье Клаврэ с возрастающим вниманием. Она возразила:
— Но, дорогой месье Клаврэ, я уверена, что вы напрасно себя мучите. Андрэ де Клерси, по-видимому, доволен той жизнью, которую себе создал. Что же касается его брата, то мне он кажется веселым малым, которого жизнь не пугает.
Месье Клаврэ понурил голову и продолжал, словно беседуя сам с собой:
— Да, Андрэ, по-видимому, доволен, но счастлив ли он на самом деле? Иной раз мне чудится в его глазах глубокая печаль, печаль людей, которые живут не настоящей жизнью, которые словно ждут самих себя. Андрэ слушается своего сердца, но слушается ли он своей судьбы?
Этот невольный намек на связь Андрэ де Клерси и Берты де Вранкур смутил месье Клаврэ, и он продолжал:
— Странный характер у Андрэ, такой скрытный, такой замкнутый! Что таится под его спокойствием, под его холодностью, под его видимым примирением с жизнью? Ах, Ромэна, если бы вы знали, с какой тревогой я часто думаю об этом, если бы вы знали…
Ромэна Мирмо с неожиданной нервностью царапала землю кончиком зонтика.
— Дорогой месье Клаврэ, я понимаю, что вы беспокоитесь за Андрэ де Клерси, но его брат Пьер, тот-то мне кажется менее сложным, более открытым, более понятным.
Месье Клаврэ замахал руками.
— Пьер? Ах, вы напрасно думаете, что он не беспокоит меня!
Месье Клаврэ помолчал и потом продолжал:
— Он беспокоит меня не сам по себе, — это прелестная душа, нежная и мягкая, — а тем, чем ему забили голову. Что поделаешь! Пьер — дитя времени. Впрочем, это должно бы меня успокаивать. У всех юношей его лет те же взгляды. Да, у всех у них та же страсть к действию, этому символу веры нового поколения. Они окружены атмосферой энергии. Пьер такой же, как остальные, или, по крайней мере, так ему кажется. Но не искусственное ли в нем это возбуждение? Выдержит ли оно, столкнувшись с действительностью? А хуже всего то, что он захочет проделать опыт, захочет доказать самому себе, что он способен действовать. И тогда? Ах, Ромэна, Ромэна Мирмо, не смейтесь надо мной, не смейтесь над чудаком Клаврэ и его страхами! Если бы вы знали, что значит любить и знать, что ничем не можешь помочь любимым людям, ничем, ничем!
И месье Клаврэ с грустью смотрел на свои большие руки, чьи вздувшиеся жилы, отчетливо проступая, рисовали озера, реки и горы, словно на выпуклых картах тех далеких стран, где он столько скитался в воображении, на свои большие руки, которым ему бы хотелось придать магическую власть преображать по своему произволу нити дорогих ему судеб.