На светофоре номер два я повернула налево и поехала в сторону кладбища. Мне надо было поговорить с мамой, прежде чем я поселюсь в единственном мотеле в городе. Я хотела сказать ей, что не поверила ни слову из того, что о ней говорили. Я знала, какой она была женщиной. Какой она была мамой. Лучше ее никого не было. Она была моей опорой даже после смерти. Я никогда не боялась, что она меня покинет.
На гравиевой стоянке у кладбища машин не было. Солнце клонилось к закату, и компанию мне составляли только тени. Когда я была здесь в последний раз, сюда приехал почти весь город, чтобы почтить память моей мамы.
Я вылезла из грузовичка. Комок подкатил к горлу. Снова на кладбище. Я понимала, что мама рядом, но ее не было. Я шла по тропинке к ее могиле и думала о том, приходил ли кто-нибудь к ней в мое отсутствие. У мамы были друзья. Кто-то должен был принести свежие цветы на ее могилу. На глаза навернулись слезы. Больно было думать, что ее никто не навещал все это время. Я была рада, что удалось устроить так, чтобы маму похоронили рядом с Валери. Так мне было легче уехать из города.
Свежая земля успела зарасти травой. Мистер Мерфи пообещал, что бесплатно покроет могилу мамы дерном. У меня не было денег на дополнительные услуги. Это звучит глупо, но когда я увидела зеленую траву на могиле мамы, то подумала, что ее очень заботливо укрыли. Теперь ее могила была в точности такая же, как могила Валери. Правда, надгробный камень был проще, но другого я не могла себе позволить. Я много часов обдумывала, что именно должно быть на нем написано: «Ребекка Хансон Винн. 19 апреля 1967 — 2 июня 2012. Любовь, которую она оставила после себя, поможет сбыться мечтам. Она была опорой в хрупком мире. Ее сила не исчезнет. Она останется в наших сердцах».
Моей семьи, которую я любила, больше не было. Я стояла и смотрела на могилы мамы и сестры. Только в этот момент я поняла, насколько одинока. У меня больше не было семьи. С этого дня я перестала считать отца родным человеком.
Я услышала за спиной скрип гравия.
— Не ждал, что ты так быстро вернешься.
Не надо было оборачиваться: я и так знала, кто это. Я не посмотрела на него. Не была готова посмотреть. Он видел меня насквозь. Кейн с детского садика был моим другом. В том, что наши отношения перешли на новый уровень, не было ничего удивительного. Я любила его много лет.
— Моя жизнь здесь, — просто ответила я.
— Я пытался убедить тебя в этом еще несколько недель назад.
Я услышала иронию в его голосе. Кейну нравилось, когда он оказывался прав. Он всегда был таким.