— Лена! Лена! — придушенным шепотом позвал меня Поэт.
Очень интересно, а этот-то от кого прячется?
— Иди! — разрешил Пеппино. — Я скажу, когда надо.
И я пошла. С каких это пор я слушаюсь мальчишек? Я даже своего сына не слушаюсь! А тут вдруг такая покорность!
— Что вы там делали?
Великий Поэт — это вам не Солидный Начальник, ему и правда было интересно, почему я вылезла из кустов, а не шла, как все приличные люди, по дорожке.
— Это племянники Марсии. Мы ловим чупакабру.
Есть один неписаный закон — говори правду, и тебе не поверят.
— Здесь?
— Его однажды случайно привез Хемингуэй с охоты, — сказала я как о само собой разумеющемся. — А где наш экскурсовод?
— Да ну его, — сразу поскучнел Поэт. — Какой-то он… Все про коммунизм говорит и о том, как раньше было хорошо. Наверняка дипломатский сынок. Таким при любом режиме хорошо. Гляньте на дом старика Хэма. Всем бы так жить!
— Ну что вы! Хемингуэй жил не всегда хорошо! — Фелипе нарисовался из воздуха, из шуршащих листьев миндальных деревьев. Стоял и улыбался, словно и не убегали от него подопечные. Он продолжил говорить, как будто отпустили кнопку паузы:
— Купить он ее смог только после того, как получил солидный гонорар за экранизацию романа «По ком звонит колокол». Это уже потом он получил Нобелевскую премию, но потратил ее не на себя, а на благотворительность.
Великий Поэт кривился. Ладно, поверим, что не всю премию, а часть он на что-то хорошее потратил.
Белая одноэтажная вилла, зализанные дождем и ветром ступеньки вдоль широкого крыльца. Крошечный портик, поддерживаемый двумя колоннами. Квадратные окна с поднимающимися вверх рамами. Пронзительное кубинское солнце. Смотришь сквозь стекла на внутреннее убранство, и кажется, что из дальнего коридора вот-вот выйдет хозяин.
Стол, накрытый на троих, рабочий кабинет с чучелами животных на стенах. Глаза испуганные, будто что-то видели, о чем-то знают. Приоткрытые рты. О чем кричат? Что хотят сказать?
Уходи!
За домом под навесом черный катер с красной полосой на днище. «Пилар». На нем Хемингуэй собирался воевать с фашистами. Поставил пулемет и выходил в открытое море, искал подводные лодки. Хорошо, не встретил, а то не видать бы мне сейчас чупакабры. Вряд ли подводные лодки стали бы церемониться с рыбацким суденышком.
— Да, — завистливо тянул Великий Поэт. — Хорошо жил, зараза!
Я приподнялась на мысочки и заглянула в катер. Внутри? Он такой маленький. Десятиметровая палуба, приплюснутая рубка капитана. Может, в трюме? Где-нибудь у самого днища, около мотора?
Боязно было, что ступеньки подо мной проломятся: настолько все здесь выглядело ветхим.