- Схха-а!!!
Сама по себе дернулась и расширилась грудь, глубоко вбирая тяжелый, стоялый и все же такой живительный воздух. Сбрасывая неприятное онемение, шевельнулась левая нога, потом неконтролируемо дернулись щеки и губы, а затем уже и правая рука слабо-слабо приподнялась, убрать изрядно раздражающую тряпку со лба. Приподнялась и замерла - потому что вместо нее Виктор увидел переливающийся темными красками контур, в котором постепенно угасало что-то вроде синей сеточки-паутинки.
- Ох!!! Господь мой вседержитель!!!
Где-то за головой что-то с шумом и звоном упало, раздался гулкий всхлип-вздох, а затем и невыносимо громкий топот удаляющихся шагов. А шестидесятилетний травник сморгнул раз, другой, окончательно возвращая себе нормальное зрение, и незамедлительно впал в полнейший ступор. Потому что рука, которую он с большим усилием удерживал перед лицом, была чужая. Но притом вполне знакомая. На тыльной стороне ладони мелкий шрамик, полученный от уголька, длинные тонкие пальцы с изрядно отросшими ногтями, тонкий ободок серебряного колечка... В голове опять зашумело, странными рывками закрутился потолок, а запах ладана стал просто невыносим.
"Ммалыш!?!".
***
В жаркое лето года семь тысяч шестьдесят восьмого от сотворения мира , по длинным и сумрачным переходам Александровского кремля торопливо шагал широкоплечий мужчина двадцати девяти лет. Отмахиваясь, а то и вовсе не обращая внимания на низкие поклоны служек, совсем не оглядываясь на ближних бояр, топающих в легком отдалении, Божией милостью Великий государь, царь и великий князь Всея Руси - удивительно легким шагом мчался в хорошо известные ему покои. За спиной осталось прерванная на середине соколиная охота и отложенное заседание "Избранной рады", а так же прячущий взгляд гонец, принесший тяжелую весть. Затем долгая скачка, запаленный жеребец, тяжелые мысли и бессильная злоба пополам с тоской - вначале сильно занедужила любимая жена, потом умер первенец. Его наследник! Многочисленные молитвы о ниспослании исцеления, усилия сразу двух иноземных лекарей, обильные пожертвования матери-церкви - все было бесполезно, и чем дальше, тем было понятнее, к чему все шло. Но надежда - надежда и вера в лучшее еще теплились, до последнего мига... И вот, уже на виду белоснежных стен Александровской слободы его встретил второй гонец. За невероятную новость, сходу обласканный крупным перстнем, причем прямо с царской руки. Большая честь!.. Иные годами о таком мечтают.
- Говори!
Человек, уже давно осознавший и принявший тот поистине прискорбный факт, что быть личным лекарем царственных особ не только почетно, но (временами) еще и смертельно опасно - этот человек согнулся в низком поклоне еще до того, как прозвучало негромкое повеление. Затем, старательно контролируя лицо и интонации голоса, подтвердил все надежды московского властителя - а так же, вполне возможно, и собственный смертный приговор: