А вот пробуждение на новом месте что-то не порадовало. Открыв глаза от легчайшего прикосновения к плечу, Дмитрий пару минут бездумно смотрел на суетящуюся по его спальне Авдотью. А затем, с некоторым трудом, осознал сразу две вещи. Во-первых, ему очень не нравится просыпаться НАСТОЛЬКО рано - подсвеченная звездами тьма за единственным узеньким окошком, и собственное чувство времени в один голос утверждали, что на дворе никакое не утро. Потому как половина четвертого часа после полуночи, это только и исключительно ночь, а кто считает иначе, тот просто больной на всю голову извращенец!.. А во-вторых, отныне и на долгое время вперед подобные побудки станут для него нормой: царская семья была опутана множеством цепей старинных традиций. Одной из которых было обязательное присутствие всех членов семьи на воскресной заутрене в Успенском соборе. Обязательное! Как и регулярная раздача милостыни, участие во всех больших церковных праздниках, обязательные поездки по святым местам, участие в соколиной охоте и многом, многом другом. А для него, как для наследника, это самое "многое" было еще больше и категоричней - особенно, что касается обучения наукам и языкам. Вдобавок, как только он войдет в должный возраст (ждать этого события оставалось не больше двух-трех лет), его начнут приучать и к делам правления. Поначалу - во время каждого заседания Боярской думы или приема чужеземных послов он будет сидеть в специальной горенке над входом в Грановитую палату, прилежно слушая и запоминая все происходящее. Затем позади отцовского трона (или еще где-нибудь в укромном уголке) появится небольшая такая скромная скамеечка. Для него. Чтобы не только слушал, но видел, кто, что, и как говорит. Потом, когда посчитает нужным отец, его пошлют на "преддипломную практику" в Тверь - традиционную уже вотчину наследника престола. А лет в семнадцать начнут подыскивать невесту...
- Ну, где он там?..
С усилием отогнав незаметно подкравшийся сон (спасибо, дядюшка!..), Дмитрий встал с ложа, на которое присел с четверть часа назад и зашагал навстречу ранней пташке Никите свет Романовичу. Вернее, вслед за ним - увидев малолетнего племянника, тот без лишних слов развернулся и направил свои стопы под своды Успенского собора. По пути (кстати, не такому уж и долгому), царевич с некоторым удивлением узнал, что он просто невозможный засоня. Потому что количество челяди, суетящейся по хозяйственным делам, и бояр, возжелавших духовного окормления в столь несусветную рань, было столь значительно, что становилось непонятно - когда все они вообще спят. И спят ли? Тот же окольничий, чья грузная фигура в данный момент служила ему путеводной звездой, совсем не выглядел человеком, умирающим от непосильных нагрузок.