— О'кей. Излагаю свое кредо. Я никогда не мыслил себя нигде, кроме разведки. Если меня отчислят, это будет равносильно потере смысла жизни. Как человек чести, я застрелюсь.
— Да если тебя отчислят, ты даже пистолет не найдешь, чтобы застрелиться.
— Сопру у папы. Он у меня генерал.
— Ты что, генеральский сынок? Правда?
— Правда. А ты правда воевал в Афгане?
— Неправда. Окончил Рязанское десантное училище, но в Афгане не был.
Егор вдруг насторожился.
— Командор идет. Уматываем отсюда, быстро!
— Зачем?
— Потом объясню. Сейчас главное, чтобы он видел целеустремленную, энергичную рысь.
Оглядевшись, Командор заметил пару курсантов, вприпрыжку удалявшихся от него.
Та случайная стычка на пляже сама по себе не могла стать серьезным основанием для вражды, но она сразу обозначила коренные противоречия в их отношениях. Гайдамак всего всегда добивался сам. Помощи ни от кого не ждал, напротив, ему только мешали — мать, друзья вроде Каляя, которые тянули в болото привычного существования. Первый рывок он уже совершил, поступив в военное училище с высоким конкурсом. А то, что из всех выпускников, вместе с ним окончивших училище, Командор отобрал именно его, Гайдамак воспринял как оольшую удачу. Служба в разведке открывала такие перспективы, о каких он, поселковый парень, даже не мечтал. Вполне понятно, что Гайдамака раздражало то, что Осоргин попал в элитное подразделение по блату. Но по справедливости он не мог не признать, что для генеральских сынков имеются места и потеплей, и побезопасней. Служба в подразделении Командора давала больше шансов сдохнуть от амебной дизентерии в Юго-Восточной Азии, подорваться на мине в Африке или получить пулю в башку в Латинской Америке, нежели дожить до времен, когда, сидя на даче, под водочку ведут разговоры с друзьями-ветеранами и пишут мемуары. И за то, что Осоргин не отсиживался за папиной спиной, а стремился найти себе настоящее дело и готов был рисковать, он заслуживал уважения. Гайдамак и Осоргин начали знакомиться с весьма своеобразными людьми, которым предстояло пять лет учить и тренировать их, вышибать вредные иллюзии и внушать те понятия и принципы, которые в роковую минуту помогли бы им или выстоять, или умереть достойно.
Одним из таких мастеров был Старый Диверсант Подшибякин.
Невысокого роста коренастый дядька лет шестидесяти в старорежимном тренировочном костюме из синей шерсти с белыми лампасами ждал своих новых подопечных в спортивном зале.
— Подшибякин Петр Алексеевич. Я ваш инструктор по рукопашному бою. Сегодня поработаем здесь, а завтра — в лесу на поляне, где пней побольше. Чтоб ударился горбом и сразу все понял. А в зале с матрасами нам делать нечего.