— Да, я знаю его. И он тебе поможет, — сказала она, и в ту же минуту страсть Лили выплеснулась из груди потоками слез.
В этой крохотной квартирке была только одна кровать, и девушкам пришлось лечь в нее вместе, после того как Герти расшнуровала платье Лили и уговорила ее сделать несколько глотков теплого чая. Потушив свет, они тихо лежали в темноте, и Герти скорчилась на самом краешке узкого ложа, чтобы не соприкасаться со своей соседкой. Он давно знала, что Лили не любит девичьих ласк, и научилась сдерживать проявление своих дружеских порывов. Но этой ночью каждая клеточка ее тела содрогалась от близости Лили: было пыткой слышать ее дыхание, чувствовать, как шевелится простыня от ее движения. Когда Лили повернулась на бок, устраиваясь поудобнее, прядь ее волос коснулась щеки Герти, и та вдохнула ее запах. Лили вся была само тепло, мягкость и аромат, даже пятна от ее горьких слез были словно капли дождя для поникшей розы. Но лежа вот так, плотно прижав руки к бокам, словно неподвижное изваяние, Герти вдруг услышала, как теплое дыхание рядом стало прерывистым, Лили всхлипнула и, вытянув руку, нащупала руку подруги и стремительно прижала ее к себе.
— Обними меня, Герти, обними меня, чтобы я ни о чем не думала! — простонала она, и Герти молча подсунула под нее руку и укутала с головой, как мама укутывает разметавшееся дитя, устраивая ему гнездышко.
Угревшись в этом гнездышке, Лили задышала глубже и ровнее. Она по-прежнему не выпускала руку Герти, словно заслоняясь ею от злых снов, но пальцы ее разжались, голова поглубже спряталась в укрытие, и вскоре Герти почувствовала, что Лили спит.
Когда Лили проснулась, в кровати она была одна, а комнату заливал зимний свет.
Лили села, сбитая с толку необычной обстановкой, а затем память вернулась к ней, и она огляделась, дрожа. В холодном луче света, отражавшегося от стены соседнего здания, она увидела свое вечернее платье и манто, сваленные бесформенной кучей на стуле. Пышный наряд был разбросан так же неаппетитно, как остатки пиршества, и Лили подумала, что дома бдительность горничной всегда избавляла ее от таких неуместных зрелищ. Тело болело от усталости и тесноты в постели Герти. Спала она беспокойно, чувствуя недостаток пространства, и долгие попытки оставаться неподвижной утомили ее так, будто она всю ночь тряслась в поезде.
Физический дискомфорт заявил о себе первым, потом она обнаружила соответствующую психическую прострацию, тоскливый ужас, более невыносимый, чем отвращение, испытанное раньше. Мысль о том, что придется просыпаться каждое утро с этим грузом на груди, пробудила ее усталый ум к новым усилиям. Она должна найти выход из трясины, в которой увязала. Это не было раскаяние, скорее страх перед утренними мыслями, требовавшими действий. Но смертельная усталость мешала думать связно. Лили откинулась на подушки, оглядывая узкую комнату с вновь нахлынувшим отвращением. Воздух из окна, запертый между высокими зданиями, не принес свежести, пар запевал в извивах мрачных труб, и кухонные запахи проникали в дверные щели.