Два месяца на «Сабрине» были специально посвящены тому, чтобы создать иллюзию отдаленности. Лили погрузилась в новую атмосферу, и в ней возродились прежние надежды и амбиции. Круиз очаровывал ее, как романтическое приключение. Лили исподволь волновали имена и сцены, среди которых она обреталась, и, пока яхта огибала сицилийские мысы, она слушала, как при свете луны Нед Сильвертон читает Феокрита,[18] и каждый нерв ее возбужденно вибрировал от сознания собственного интеллектуального превосходства. Но недели, проведенные в Каннах и Ницце, доставили ей еще большее наслаждение. Лили радушно принимали в высшем обществе, и она почувствовала себя его госпожой, а однажды обнаружила упоминание о «прекрасной мисс Барт» в занимательном журнале, освещающем малейшие передвижения ее космополитической компании, — все эти события отодвинули на самый дальний план воспоминания о прозаических и неприятных проблемах, которых она бежала.
Если порой и мерещились трудности впереди, то Лили была уверена в своих способностях совладать с ними: ей было свойственно считать нерешаемыми только те проблемы, с которыми ей уже пришлось столкнуться. Между тем она могла гордиться искусством, с которым приспособилась к довольно деликатным обстоятельствам. Были все основания считать, что она стала одинаково необходимой как хозяину, так и хозяйке, а если бы ей подвернулась совершенно безукоризненная возможность извлечь из сложившейся ситуации финансовую выгоду, тучи на ее горизонте развеялись бы в мгновение ока. По правде говоря, мисс Барт, как всегда, была отчаянно стеснена в средствах, но ни Дорсету, ни его жене нельзя было даже намекнуть на это вульгарное и постыдное обстоятельство. Но все-таки нужда еще не слишком поджимала, Лили могла еще продержаться на плаву, как это случалось и прежде, надеясь на счастливый поворот в судьбе, который выручит ее. А пока жизнь была прекрасна, текла легко и весело, и Лили сознавала, что фигурирует в нынешних раскладах вполне достойным образом.
Тем утром Лили была приглашена на завтрак к герцогине Белтширской, и в полдень она попросила доставить ее с яхты на берег. Перед отъездом она послала горничную справиться, не примет ли ее миссис Дорсет, но ответ был таков: мадам устала и пытается уснуть. Лили думала, что ей известна причина отказа. Герцогиня не пригласила миссис Дорсет, хотя Лили, движимая соображениями лояльности, предприняла усилия в этом направлении. Но ее милость оказалась нечувствительна к намекам и сама решала, кого приглашать, а кого — нет. И не вина Лили в том, что весьма затейливые повадки миссис Дорсет не совпадали с легкой поступью герцогини. Герцогиня, которая редко вдавалась в объяснения, сказала только: «Видите ли, она довольно занудная особа. Из всех ваших приятелей мне нравится лишь этот коротышка мистер Брай — он такой забавный…» Но Лили знала достаточно, чтобы не настаивать, да и, кстати, не слишком огорчилась, что таким образом ее выделили за счет подруги. Берта и в самом деле стала невыносимой, с тех пор как увлеклась поэзией и Недом Сильвертоном.