Был один из тех редких ноябрьских дней, когда воздух совсем по-летнему напоен светом, и что-то в очертаниях пейзажа и золотистый туман, окутывающий все вокруг, напомнили тот сентябрьский день, когда Лили и Селден взбирались на склоны Белломонта. Докучливая память тут же обратила ее внимание на иронический контраст между тем, что было тогда, и тем, что происходило сейчас, ведь та прогулка с Селденом была предпринята в непреодолимом желании избежать последствий, ради которых, собственно, и затевалась нынешняя. Но были и другие воспоминания. Неотвязные воспоминания о том, что уже много раз умело расставленные ею сети оставались пустыми то ли по злому велению судьбы, то ли от недостатка желания и настойчивости с ее стороны. Теперь-то настойчивости у нее с избытком. Лили понимала, что придется начинать заново изнурительную работу по возрождению — и это будет еще сложнее, если Берте Дорсет удастся расстроить ее дружбу с Гормерами. Стремление избавиться от опасности усиливалось страстным желанием триумфальной победы над Бертой Дорсет, но, только обладая богатством и властью, можно было одолеть Берту. Став женой Роуздейла — того Роуздейла, сотворить которого было в ее власти, — Лили, по крайней мере, могла бы создать неуязвимый оплот против своего врага.
Она пила эту мысль, словно обжигающий пьянящий напиток, он помогал ей играть свою роль в сцене, к которой так откровенно стремился Роуздейл. Лили шла рядом с ним, и каждый нерв ее дрожал, как струна, от его взгляда и голоса, но она убеждала себя, что это та самая цена, которую она должна заплатить за абсолютную власть над ним. Она выжидала того мгновения, когда пора будет от уступок перейти в наступление и дать ему столь же ясно понять, какова будет его расплата. Но его франтоватый апломб казался неуязвимым для подобных намеков, и нечто жесткое и упрямое ощущалось под внешней теплотой его поведения.
Они молча сидели в уединении скалистого ущелья над озером, когда она внезапно прервала кульминацию его страстной речи и перешла в атаку, устремив на него взгляд, полный гибельной красоты.
— Я действительно верю вам, мистер Роуздейл, — сказала она тихо, — и я готова стать вашей женой, когда вы того пожелаете.
Роуздейл, покраснев до самых корней своих напомаженных волос, вскочил и застыл перед ней в позе полного, едва ли не комического замешательства.
— Полагаю, вы именно этого хотите? — продолжала она все так же тихо. — И хотя прежде я была не в состоянии дать вам положительный ответ, теперь, узнав вас достаточно хорошо, я согласна доверить свое счастье вашим рукам.