— О, конечно, привозите его, — улыбнулась она, — может, и я получу от него какую-нибудь «наводку».
Внезапно Тренор умолк и глянул ей прямо в глаза с таким видом, что ее бросило в краску.
— Я хочу вас только предупредить: прошу, не забывайте, что он неотесанный мужлан, — сказал он с легким смешком и повернулся, чтобы отворить окно, у которого они стояли.
Толчея в комнате усилилась, и Лили почувствовала, что ей тесно и не хватает свежего воздуха. И простор, и свежий воздух она нашла на террасе, где всего несколько мужчин курили, потягивая виски или бренди, пока редкие парочки брели по лужайке к осенним краскам цветника.
Когда она вышла, от группы курильщиков отделилась одна фигура и направилась в ее сторону, и вот Лили оказалась лицом к лицу с Селденом. Смятение, которое всегда вызывало в ней его приближение, усилилось из-за легкого чувства неловкости. Они не виделись с той самой воскресной прогулки по Белломонту, но она настолько живо все помнила, что едва ли могла поверить, будто он испытывает что-то иное. Однако в его приветствии не было ничего, кроме удовлетворения во взоре, на которое может рассчитывать любая хорошенькая женщина, встречая представителя мужского пола, и это открытие хоть и кольнуло ее самолюбие, но зато успокоило нервы. Это была приятная передышка между побегом от Тренора и смутными опасениями, связанными с предстоящей встречей с Роуздейлом, миг полного взаимопонимания, которое всегда возникало у них с Селденом.
— Как мне повезло, — сказал он с улыбкой. — Я все думал, удастся ли мне с вами хоть словом перемолвиться, прежде чем рельсы умчат меня прочь. Я приехал с Герти Фариш и обещал, что не дам ей опоздать на поезд, но она, разумеется, все еще сентиментально вздыхает над свадебными подарками. Она явно считает, что их количество и стоимость свидетельствуют о бескорыстной привязанности договаривающихся сторон.
Ни тени смущения не было в его голосе, и когда он говорил, слегка облокотившись о боковую часть окна, искренне любуясь ее красотой, она почувствовала легкий холодок сожаления, что они снова без малейшего усилия ведут себя так, словно прошлой их беседы и не было никогда. Ее самолюбие язвила эта его невозмутимая улыбка. Она страстно желала быть для него чем-то большим, чем живой образчик красоты, преходящее развлечение для глаза и ума, и это желание выплеснулось невольно в ее ответе.
— Ах, — сказала она, — как я завидую способности Герти Фариш окутывать романтикой эти уродливые и прозаические события! Я по-прежнему не могу опомниться и вернуть самоуважение после того, как вы показали мне всю ничтожность и никчемность моих устремлений.