— Вы все настаиваете на своем безумном плане? — спросил он.
И снова во мне заговорила гордость, гнев сковал меня. Было невыносимо смотреть, как он уходит. Но я не стала бы умолять его остаться.
— Хорошо. Вот деньги на ваши повседневные нужды, — он положил пачку керенок на столик в прихожей. — Они могут пригодиться только в Белой России. А я собираюсь, как и намеревался, отправиться через три недели в Париж и начать работать в Институте Радия. Моя работа… — он колебался, затем добавил с прежней убежденностью:
— По крайней мере, это у меня есть.
— Какой вы счастливый, Алексей! — у меня не было такого ясного и бескомпромиссного императива.
Он посмотрел на меня долгим взглядом.
— Итак, все было напрасно, все напрасно… — тихо пробормотал он как бы про себя, позвал няню и ушел.
Отъезд Алексея ошеломил меня. Снова, как на каждом критическом повороте моей жизни, я переживала чувство раздвоенности, будто меня покинули и отказались от меня. Это не я оттолкнула Алексея, а он меня бросил. И в то же время я понимала, что совершаю ошибку, принося жертву, которую никто не оценит. Я видела общество Таганрога глазами Алексея, со всей его кукольной иерархией и фальшивой веселостью — триумф пустоты в разгаре трагедии, эдакий пир во время чумы. Меня стала раздражать Вера Кирилловна. Я больше не участвовала в общественной жизни.
Пока я дулась и изнемогала от жары в ожидании скорого разговора с генералом Деникиным, наводящий ужас Махно и его бандитская армия внезапно появились на холмах к северо-западу от города. Я зарядила свой пистолет. Вера Кирилловна стала с особой тщательностью следить за своими туалетами и скрывала свою бледность румянами. Зинаида Михайловна была напугана больше всех и только хныкала. Хозяева дома, напротив, быстро спрятали ценности и упаковались на случай срочного бегства на кораблях союзников.
К ужину явились мои кавалеры в сопровождении Коленьки.
— В Таганроге почти нет войск, — заметил Л-М со свойственным ему равнодушием.
— Генерал Томпсон, глава нашей миссии, муштрует иностранные подразделения, — лорд Эндрю был полон мальчишеского задора, — некоторые наши моряки никогда не садились на лошадь. Вот зрелище! — он засмеялся, а Л-М хмыкнул.
— Я бы тоже позабавился, если бы не было опасности для женщин, — барон Нейссен посмотрел на меня. — В этом отношении Махно еще хуже большевиков.
— А кто он, этот Махно? — у меня был пистолет, я чувствовала себя в безопасности.
— Анархист-бандит, вроде современного Робин Гуда, столь же колоритный, сколь кровожадный, — сказал Л-М. — Его девиз: «Вешай красных, жидов и панов», то есть помещиков.