Минут через пять дверь с грохотом распахнулась, и из дома буквально вылетела Тома. Мама, горестно всплеснув руками, остановилась в проеме. Я встал и от неожиданности икнул.
– Ой…
Тома горделиво подбоченилась.
Я медленно полез в карман, вытащил носовой платок и протянул:
– Конечно, настоящую красоту ничем не испортишь, но… немедленно смой. И на ближайшие лет тридцать можешь о косметике забыть. У тебя свои цвета хорошие.
Мама победно улыбнулась и растворилась в доме. Тома обиженно насупилась и поплелась за ней.
Я повернулся, прощаясь, к деду:
– Ну… Спасибо за все, что ли… До свидания.
– Давай, малец, – махнул он свободной рукой. – До дому?
– Не-а. – Я поглядел на солнце. – На Невский.
– Хорошо… – Дед понятливо кивнул и, чуть помолчав, добавил: – Заезжай.
Тот же день, 12:15
Ленинград, Невский проспект
Они шли, казалось, нескончаемым потоком, не в ногу, но ровными шеренгами, ряд за рядом, как волна за волной. В гражданских костюмах и военной форме. Кто-то, служащий еще и сейчас, – в парадной офицерской, цвета крымской штормовой волны, с желтым ремнем и золотистой бляхой. Иногда мелькает черная с кортиком у левого бедра. А кто-то – еще в той, бережно хранимой в глубине темных кладовок для смотра раз в году, в самый главный день. В День Победы.
И медали, медали, медали… рядами, как золотистая чешуя, у некоторых аж по пояс. Не звон, нет, не легкий звон, а солидный шорох медалей уверенно ложится поверх праздничного шумка, как доверительный разговор вполголоса.
А справа – ордена, почти у всех, у многих – не в один ряд. Изредка мелькают, сразу притягивая взгляд, золотые искорки «Героев». Не много, но есть, живы.
Я стою на мосту у Дома книги, невольно вытянувшись по стойке «смирно», и смотрю на крепких еще стариков и старух.
Да какие старики! Не стары они еще, походка свободная и уверенная. Не походка – поступь. Поступь победителей.
Это потом этих мужиков согнет предательство детей и внуков. Это потом они, потерянные и никому не нужные, будут доживать. Это потом их начнут стыдить за стойкость убеждений и призывать лобызаться с теми, кто стрелял им в спину.
А пока – победители.
На Невском солнечно и тепло, но меня пробивает озноб. На плечи неподъемно лег пласт Истории. Эти не отступили. Пашка – тоже. Воображение мотнуло перед глазами сочные листья капусты, мокрую глину торопливо отрытого окопчика и, между рычащими коробочками, фигурки в фельдграу на планке прицела.
Я в той жизни слишком долго отступал. Все, дальше некуда.
Среда 11 мая 1977 года, 14:35
Ленинград, Красноармейская улица
Минут за десять до окончания классного часа в дверь проскользнула завуч и, что-то нашептав на ухо Эриковне, повела ее за собой.