Очнулся Федор только когда протоиерей, заканчивая молебен, пропел:
— О здравии живых тебя, господи, хвалим!
— Хвалим! — подхватили дьякон и хор.
— Царствие небесное убиенным и умершим!
— Царствие небесное!
Высоко подняв крест, протоиерей Порохня осенил им казаков. Выступили вперёд полковники, положили на крытый алым сукном стол перначи, свернули войсковое знамя. Расправив плечи, к строю приблизился Кордовский.
— Славные черноморцы! Вы исполнили свой долг, не нарушив присягу. — Полковник пожевал ус. — Своими подвигами вы ещё раз покрыли знамя отцов наших славой и почётом. Государь вас не забудет. Он помнит о вас, о ваших подвигах ратных, о службе вере и отечеству нашему…
— Речист пан полковник, — вполголоса проговорил Ефим.
Кто‑то из казаков выкрикнул:
— А довольствие нам за службу отдадут?
Гул одобрения прокатился по площади. Лицо Кордовского передёрнулось.
— Господа есаулы, разводите казаков по куреням и станицам! — зычно скомандовал он.
— Как так? — разом закричали несколько человек. — Без довольствия?
— Не выйдет! Некуда нам идти! В хатах один ветер гуляет!
Строй нарушился. С криками казаки тесным кольцом окружили старшин.
— Дети наши голодные!
— Придем домой, а там есть нечего!
Чернышев, сверкая глазами, ухватился за саблю. Побледневший Кордовский уговаривал:
— Разойдитесь, панове–добродию! Разойдитесь! Не поднимайте шум!
— Не пойдём мы в курени, пока не удовольствуете нас!
Вперед пробрался Дикун, оглянулся на товарищей, снял шапку и поднял её в вытянутой руке. Шум постепенно смолк.
— Казаки никуда не пойдут, — твёрдо проговорил Федор, глядя в глаза Кордовскому. — Пусть выйдет к нам его высокоблагородие Котляревский и выслушает наши жалобы.
— Смутьян! — рванулся к Дикуну Чернышев, вытаскивая из ножен клинок. Но чьи‑то крепкие руки ухватили его, удержали.
— Опять пугаешь, полковник! Гак мы пуганые. А с огнём не балуй. Пока добром просим, своё просим, — бросил Федор Чернышеву и, обращаясь к Кордовскому, продолжал: — Мы жить по–людски хотим, а нам они не дают, — и Дикун кивнул в сторону старшин и куренных атаманов.
— Правильно! — поддержали его казаки.
Многие из них втыкали пики в землю, складывали мушкеты на вытоптанную траву.
Майдан задвигался, забурлил. Казаки начали расходиться по широкой площади, располагаясь лагерем у собора. Заполыхали костры.
Кордовский, Чернышев, а за ними и другие старшины незаметно исчезли.
К Дикуну пробрался довольный Собакарь.
— Ну, Федор, теперь нам от своих слов возврата нет. Стоять будем до последнего. Брешут, отдадут.
Подошли Шмалько и Половой.
— Ишь как попервоначалу Кордовский мягко стлал, да жёстко спать было бы, — пробасил Осип. — Стоило разойтись, поодиночке они нас за грудки взяли бы.