— Нет, не думаю, — сказал он, — мы сейчас совершенно далеки от всего этого.
Сказал и тут же пожалел об этом. Лицо тестя вдруг явственно вытянулось.
— Боюсь, что я должен вас покинуть, мне нужно еще кое-какие бумаги посмотреть перед сном, — забормотал он, поднимаясь с места.
Ну вот, нате вам! Опять что-то Сашок сделал не так или сказал не то. Но что — он, черт возьми, не понимает. Наверно, в очередной раз неловко что-то сформулировал, каких-то нюансов фиговых не уловил… И так всегда. Вроде бы они кажутся вменяемыми людьми, можно с ними вести осмысленный разговор, потом вдруг как будто что-то «щелк!», и линия коммуникаций нарушается. И обидно, гадаешь потом, какое такое очередное табу нарушил, в чем проявил недостаточное понимание условностей и неписаных правил. Причем Анна-Мария тоже не всегда приходит на помощь, иногда намекнет, в чем, собственно, была допущена ошибка, но чаще сожмет свои и без того довольно узкие губки и переведет разговор на другую тему.
Мэгги покорно двинулась вслед за мужем, хотя на этот раз, как показалось Сашку, ей уходить не хотелось.
И — уже у самой двери — она все-таки обернулась!
— Посмотрите, нет ли там дамы пик? И — еще… кто скажет мне, что это за язык — Luso?
На последний вопрос ни Сашок, ни Анна-Мария ответа дать не смогли, а вот даму пик среди карт быстро разыскали.
Оставшись наедине с женой, Сашок почувствовал облегчение. Анна-Мария тоже слегка повеселела, и они принялись не очень-то всерьез гадать, что мог бы означать тот или иной предмет. Например, не надо ли искать зашифрованное послание в либретто оперы Чайковского? А веревка — нет ли здесь угрозы физической расправы? И рваная бумага — это что за символ? Ну, в будильнике вполне может быть скрыт намек на быстротечность времени («У нас это называется «поставить на счетчик», — вставил Сашок).
Все это говорилось, разумеется, в полушутливом тоне, дескать, не можем же мы предполагать чего-то подобного всерьез… Но Сашок достаточно долго жил в английской семье, чтобы понимать: тон сам по себе ничего не значит или даже может значить обратное, короче, служит прикрытием всяких английских комплексов. И сам с удовольствием подыгрывал жене: дескать, и я не лыком шит.
Но вот Анна-Мария произнесла слово, которое и у него самого вертелось на языке — полиция.
— Почему бы не обратиться к профессионалам, вместо того чтобы гадать? — сказала она.
Но тут же сама принялась уже без тени иронии пересказывать истории из британской прессы о перегруженности полиции делами об убийствах, серьезных телесных повреждениях и проявлениях расизма.