— О, мистер Финли, добрый день! Вас ждут.
Она распахнула дверь маленького зала для совещаний. Джок увидел президента, главу студии, Джо Московица — главного юриста компании, Харриса Конджерса — шефа отдела по связям с общественностью и Эйбла Нейштадта. Джок вспомнил фотографии этого человека, публиковавшиеся во многих газетах и журналах в связи с громкими судебными процессами.
Марти Уайт сидел в дальнем конце стола. Его положение казалось нейтральным, он находился на одинаковом расстоянии от обеих сторон, напротив президента. Ближайшая часть стола оставалась свободной.
Президент встал, улыбнулся, протянул руку.
— Джок! Привет, малыш!
Они пожали друг другу руки, и только тогда президент посмотрел на Моссберга. Он изобразил на своем лице изумление, словно не был предупрежден секретаршей о прибытии адвоката.
— Мервин Моссберг, мой адвокат, — сказал Джок.
— Адвокат? Зачем нужен адвокат, когда встречаются друзья?
Президент изобразил на своем лице глубокую обиду. Но он пожал руку Моссберга. Адвокат знал Марти Уайта, главу студии и главного юриста компании Московица.
Когда Моссбергу представили Эйбла Нейштадта, подозрительный, настороженный взгляд адвоката заставил президента кое-что объяснить.
— Мистер Нейштадт присутствует здесь в качестве юрисконсульта Ассоциации кинопродюсеров. Мы считаем, что эта ситуация и ее последствия могут задеть интересы всей киноиндустрии.
Моссберг лишь кивнул и жестом предложил Джоку сесть. Все были готовы начать совещание.
— Господа, будем честны и откровенны друг с другом, — начал президент. — В этой комнате собрались друзья. У нас общие интересы. Нам нечего скрывать друг от друга. Компания считает, что мы находимся в выигрышной позиции.
У нас есть замечательная, большая картина! Последняя, наилучшая картина Престона Карра, в которой присутствует магия Дейзи Доннелл. Это дебют в качестве продюсера-режиссера большой ленты молодого человека, которого я с гордостью могу назвать самым талантливым молодым режиссером Америки! Возможно, всего мира!
Пошел ты к черту, мистер президент, сказал себе Джок.
— Этот молодой человек весьма чувствителен. Он должен быть таким. Может ли талантливый режиссер не быть чувствительным? Но существует такая вещь, как сверхчувствительность. К сожалению, это качество заставило его возмутиться очерком в «Лайфе». Добавлю — такая реакция вызвана не самим материалом, а его интерпретацией. Никто другой — повторяю, никто не воспринял этот очерк подобным образом.
Приподнявшись со стула, Джок выпалил:
— Никто другой — повторяю, никто не был оклеветан в этом очерке.