Рысс. Ей особенное удовольствие доставляет наблудить в неподходящем месте так, чтобы на другой день все узнали.
Фон Фик. Кому — ей?
Рысс. Конечно, Елене! Ситниковой.
Фон Фик. Mon chere, выйдет страшный скандал.
Рысс. Которым она будет очень довольна! Только я ей этого удовольствия не доставлю, я всем расскажу, как мы проводили ночь.
Фон Фик. Как же, интересно? Очень неприлично?
Рысс. Неприлично? Нет, я ей репутацию испорчу. Неприлично! Да она и не женщина, а ощипанный цыпленок, трусиха!
Фон Фик. Ну расскажите.
Рысс. Приехали мы сюда, думаю, «наконец», запираю дверь и начинаю подкрадываться к ней в темноте. Я много женщин видал, одни в это время лицо закрывают, ах, мол, что вы хотите делать, другие… ну да мильон способов у них для притворства! А эта, понимаете, взяла пресс-папье, залезла вон туда и говорит: «Пока не напишете статьи обо мне, не смейте и дотрагиваться!» И начала соблазнительные стихи читать. Пишите, говорит, сию минуту, в конце концов я таки начал писать, ничего, конечно, не вышло. Вот змея!
Образ Елены через автоцитату ориентирован на Зою из рассказа «Ночь в степи»:
Елена. Ну то-то же! (Подходит к нему, не касаясь его, ласкается, как змея.) У вас голова кружится, правда? Я ваша отрава, как дурман, как змея: душа у меня темная, как ночь в поле (курсив мой. — Е.Т.), в ней заблудиться можно.
Интересно, что Грацианова завлекает критика лишь затем, чтобы перевести любовный диалог в профессиональный регистр: она кружит ему голову, добиваясь в ответ положительной рецензии. Более того, она сама диктует влюбленному в нее критику слова похвальной статьи о себе.
Елена. О чем же вы думаете?
Рысс. Вы необыкновенная, очаровательная, волшебница…
Елена. Похожа на мои стихи.
Рысс. Да, да.
Елена. Вы напишите это на бумаге. (Дает перо, омокнув его в чернила.) Напишите, а я положу за корсет.
Рысс. Зачем? Что написать?
Елена. А вот про стихи. Что они необыкновенные, очаровательные, волшебные… а я положу сюда.
Рысс. Смешная! Чудесная! (Пишет. Елена берет, читает. Огорчилась.)
Елена. Так мало написали! Нужно много, длинно, начните так: стихи Елены Грациановой очаровательные, волшебные. Их наивная простота — почти цинизм. Это повесть женской души, еще не опознавшей себя, теперь в скобках: автору всего 19–20 лет. Души безмерно женственной, лунной и т. д.
Рысс. Постойте! Вы мне диктуете статью.
Елена(страстно). Пишите, так нужно, вы должны писать только обо мне, пусть повсюду все заговорят об Елене Грациановой — пусть возмущаются мной. Боятся, проклинают — указывают пальцами… Хоть год, хоть одну зиму стать выше всех!