- Пожалел ветерок вашего кинщика, - бросил командир, когда мы благополучно выбрались из "дворика". Что произошло, понять было непросто, может, и действительно ветром надуло, ветры в этих краях и не такой успех надували.
Вспоминать о том, как на "змейке" по командам сверху перекидывал рычаги, дело пустое. Лбом в перископ, а руки уже сами хватают, тянут, отжимают... Только помню, как подхлестывали азарт и поднимали настроение выкрики по ТПУ с командирского места.
- Есть, товарищ старший лейтенант!.. Есть, товарищ старший лейтенант!.. Резко правый! Резко левый! - и так после каждого обойденного с миром буйка.
- Мужчина едет! - объявил Федоров, когда мы вывернулись от последнего буйка и, откидывая броневым щитком лезущую на нос воду, расплевываясь водометом, пошустрили к каменистому мысу, разделяющему два озера, две "воды".
Краткое высказывание командира разведчиков пришлось моим болельщикам на берегу по вкусу. Нового не искали, только позволяли в присутствии автора переставлять слова, понимая, что самое сложное как бы и позади. "Едет мужчина..." - и покачивали головой.
Когда я ткнулся в мыс, перешел с водометов на гусеницы и полез по мысу через раздолбанный, разутюженный, с вывороченными каменюгами проход, Федоров посмотрел на секундомер и негромко сказал, но все услышали:
- Кажется, командира делают...
Смысл предположения всем был понятен - командир и буек задел, и по времени шел чуть хуже. Теперь мы скрывались с глаз болельщиков внизу, "вторая вода", куда мы благополучно приползли по башню в грязи, видна была только сверху. На "второй воде" никаких сюрпризов нам не было приготовлено, и мы благополучно доплыли до "второй суши", по которой предстояло пройти около полукилометра к исходной точке.
- Хорошо едем, товарищ старший лейтенант! Хорошо едем! - слышал я бодрый крик в шлемофоне, и тут могла наступить расплата, явно неравноценная замаячившей победе.
Выскочив на "вторую сушу", я сбросил вниз ненужный больше перископ, откинул крышку водительского люка и собирался уже приподнять кресло, чтобы идти "по-походному", с головой, овеваемой свежим ветром, как едва не остался без зубов.
Разъезженные проходы между валунов и скал даже отдаленно не напоминали дорогу. Я катил на второй скорости, двинув рукоятку подачи топлива на две трети. Лихо катил. Но когда танк клюнул в одну из заполненных грязью ямищ, я ударился подбородком о резиновый край открытого люка. Придись удар на пять сантиметров, даже на три выше, - и я подавился бы собственными зубами.
"Понял, осел?! Для кого записано: "...выполняется при движении танка "по-боевому", то есть с закрытыми люками"!"