— Верно, — отозвался я, — человеку не под силу… Но мне, может быть, и под силу.
Я повернул лицо к алхимику. Тот побледнел и отшатнулся. Эван, стоящий у него за спиной, увидев меня, попятился и, чтобы не закричать, прикрыл рот ладонями. Хорошо еще, что все остальные зрители были увлечены зрелищем на платформе и слышали только проповеди священника, иначе мое собственное представление началось бы раньше.
— Значит, ты… И все те вопросы… — сначала растерялся Шин, но быстро взял себя в руки. А может, растерялся еще сильнее. Он вдруг вытянул откуда-то кожаную сумку через плечо, мою сумку, только заметно располневшую с того момента, когда я оставил ее в углу комнаты.
— Вот, — он протянул сумку мне. — Наверное, ты больше не вернешься в Гинну… Я осмелился положить туда немного моего печенья. Оно тебе, кажется, понравилось…
Кто принял решение взять эту сумку и повесить ее через плечо — я или демон, так и осталось для меня неизвестным, но я это все же сделал и, кажется, сказал спасибо Шину, хотя разум мой уже вовсю рвался к платформе, разметая в стороны рыцарей с башенными щитами.
— Надеюсь, — добавил на прощание Шин, глядя на меня с некоторой опаской, но и с нескрываемым восхищением, — что никому не удастся изменить тебя…
Я дождался, пока невысокая фигура алхимика, ведущего перед собой маленького Эвана, растает в толпе, и начал воплощать свой план. А он был довольно прост: как можно скорее попасть на платформу, а дальше — будь что будет.
Словно черный ветер я промчался по опорам сложенных прилавков, обмотанных яркими полотнами, едва ли не ступая по головам зевак. Меня никто не успел разглядеть, а те, кто заметил, удивленно протирали глаза, гадая, что же предстало перед ними. Ничто не могло меня остановить.
Словно заколотая свинья, завизжал священник. Факел вылетел из его руки и упал с платформы, прямо под ноги рыцарям, задравшим шлемы и вперившим взгляды прямо в меня. Какая-то женщина истерично закричала и начала царапать себе лицо ногтями. Затем прорезался голос у стоящих близ платформы мужчин: глухой рев поднялся над площадью, становясь все громче и насыщенней.
Воспользовавшись паникой, я позволил себе осмотреться. Лилия, привязанная к деревянному столбу, стояла ровно за моей спиной, на ней была все та же белая кружевная ночная рубашка, что и в день пожара, только она стала заметно грязнее, появились мелкие порезы ткани и даже прожженные дыры. Голова была опущена, волосы закрывали лицо, я не видел ее глаз, возможно потому, что она была без сознания…
Но мой взгляд пробивался даже через сталь рыцарских шлемов! Нет, я просто не хотел видеть ее глаз, не желал знать, в сознании ли Лилия, потому что представил, что ей пришлось пережить, пока я расслаблялся в доме у Шина, поедая печенье. И от того, что я видел, что представлял, что чувствовал, у меня внутри все словно закипало. Но опасность несла не моя ярость, не ненависть, не гнев, а то, что демон по имени Эфир мог исполнить мое желание.