Незнакомец встал, подошел к своему мотоциклу, сел на него и улыбнулся мне.
— Скажи ты, — обратился он ко мне.
— Его зовут Фернандо Фернандес де Алькантара, — произнесла я.
— Точно, — подтвердил парень, — так же, как моего отца.
Я удивилась, когда поняла, что всю жизнь ждала этого момента именно для того, чтобы произнести эти слова, этим самым тоном, в этом самом месте, перед этими людьми. В ту минуту я поняла, что влюбилась. Фернандо улыбнулся мне, а я почувствовала себя властелином мира. Мои спутники, особенно братья, выглядели весьма удивленными.
— Прекрасно, — выдохнула Маку, нарушив неловкое молчание. — Похоже, брюки получить будет непросто.
Несколько минут никто ничего не говорил. Намного позже прозвучал комментарий Хосерры, предвидящего возможную травлю бастарда.
— Ты видела, как он приехал? Кто он такой?
— Воображала, — произнес Педро. — Воображала на дурацком мотоцикле.
— И наци, — добавила Нене, — по тому, что он сказал, абсолютно точно, что он наци, точнее некуда, чертов наци, пошли отсюда…
— Все, что здесь произошло, я уже видела во многих фильмах, — изрекла Рейна, — о востоке большей частью. Мне на память пришли диалоги из фильма «Ровно в полдень», единственно, чего не хватает, так это коня…
Я улыбалась сама себе, потому что это были наши общие воспоминания, которые подняли меня над провинциальной ничтожностью окружающих. Мне снова захотелось бежать от них туда, где будет проще и свободнее.
— А мне он понравился. Мне он очень понравился. — Я хорошо осознавала, что все уставились на меня, но упрямо смотрела в глаза Рейне. — Он мне напомнил папу.
— Малена, ради Бога, не будь дурочкой! Прекрати говорить глупости. Давай, окажи нам такую любезность. Он просто выпендривается.
— Поэтому я и говорю… — возразила я, но конец фразы произнесла очень тихо, так что никто, кроме меня, не мог расслышать последние слова.
Уже почти пятнадцатилетняя, Виолета сидит на кожаном пуфе, обняв коленки, и наблюдает за кузеном Карлосом и сестрицей Бьянкой, которые у большого стола по очереди читают стихи из книжки. Маменьке нравится быть дуэньей при Бьянке. Виолета удивляется, почему маменька считает Бьянку такой уж красавицей. Но вот поди ж ты. Она часто говорит папеньке: «Бьянкита у нас хороша как лилия!» А папенька на это отвечает: «Лучше была бы чиста как лилия!»
Кэтрин Энн Портер. Девственница Виолета
Я влюбилась в Фернандо еще до того, как смогла с ним поговорить. Мне нравился Фернандо — он был образованным, учился в университете, хотя демонстрировал при этом нарочитое отсутствие хороших манер. Он мне понравился, потому что закатывал рукава рубашки до плеч, щеголяя накачанными бицепсами, и никогда не носил коротких брюк или бермудов по вечерам. Я любовалась ногами Фернандо, когда видела его в плавках по утрам. Я влюбилась в него, потому что он разъезжал на своей «Бомбе Вальбаум», потому что ему не нужно было учиться скакать на коне, он курил «Пэлл Мэлл», никогда не танцевал, почти всегда был один — он мог часами сидеть в одиночестве, думая о своем. Его лицо в такие моменты напоминало маску — это наводило на мысли об усталости, меланхолии и, возможно, презрении к окружающим. Я любила Фернандо не потому, что он был надменнее и мужественнее любого из наших родственников, которых я знала, а потому что он сильно страдал в этой деревне.