- Нет, как же, как же, - произнес Фамусов. - Какая другая потенция без той. Без той - никакой. - И поднял над столом рюмку: - Дававйте выпьем за ту, эту самую потенцию!
Хозяйка дома произнесла что-то осуждающее. Но бокал с вином тем не менее подняла. Ира с Ларисой выдали радостно-смущенные соловьиные трели из смеха и первые прозвенели своим хрусталем. Что там Арнольд - я не обратил внимания. Я цапнул со стола свою рюмку, снова заботливо наполненную кем-то доверху, и закатил в себя ртутный шар целиком, без остатка. Переступивши грань, потом уже катишься по наклонной плоскости.
Затем я, как водится в случаях, когда заступишь грань, помню все бессвязными, отдельными эпизодами.
Мы стоим с Ирой у сверкающего черной пластмассой и белым металлом агрегата, носящего название "музыкальный центр", и она, вынимая из плоских квадратных коробочек тончайшие серебристые диски с круглым отверстием посередине (так я впервые вижу компакты), ставит их на выезжающую изнутри по велению пальца платформочку. Толкает платформочку пальцем, и та послушно уезжает обратно, а из динамиков выкатывает незнакомая мне музыка, вернее, знакомая: та, что звучала в квартире, когда мы приходили сюда со Стасом.
- Это что? Это кто? - спрашиваю я.
- "Кинг Кримсон", - говорит Ира. - Ты что, никогда не слышал?
- Слышал, - отвечаю я полную правду.
- Так что же?
- Свой своих не узнаша, - говорю я, и это тоже правда: очень уж моя музыка. Больше того: то, что я писал тогда, перед армией, не имея понятия ни о каких кингах, безумно похоже на них.
Накромсанное на куски время неутомимо влечет между тем себя вперед, и в следующем удержанном в памяти эпизоде я уже стою не около музыкального центра, а около елки, и не с Ирой, а с Фамусовым, и с удовольствием раскрываюсь ему, говоря о вещах, о которых не позволял себе с Ирой даже и заикнуться. Например, о том, что Терентьев турнул меня из программы. О чем, не заступи я грань, ни за что, понятно, не стал бы и поминать.
- Хорошенькое дельце, - говорит Фамусов. - Что вы такое натворили?
- Если бы, - говорю я. - Он хочет, чтобы я настучал на одного сотрудника.
Фамусов хмыкает. Наверняка он понимает меня более плоско, чем это было на самом деле.
- Видите ли, Саня, - говорит он затем, - бывает, что по-другому никак невозможно.
- Бога ради, - говорю я, отмечая для себя, что именно так, в варианте "черное-белое", он меня и понял. - Но тогда нужно знать, к кому обращаться.
В этот ответ я вкладываю уже все смыслы, и Фамусов, уловив его многослойность, некоторое время молчит, расслаивая его для себя и оценивая.