- Полагаю, вам следует поставить в известность обеих, - резюмировала допрос моя прелестная следовательница. - Латентный период грибковых заболеваний довольно большой - до нескольких месяцев.
- Латентный - это что такое? - спросил я.
- Скрытый, - благожелательно отозвалась прелестная следовательница. - А уж если вы собираетесь иметь отношения с ними и дальше...
Лека, когда я открыл дверь квартиры, вылетела ко мне из своей комнаты с ручкой в руках со скоростью падающего на землю из глубин космоса метеора.
- Дядь Сань! - провопила она с явным намерением броситься мне с разбегу на шею.
- Стой, стой! - выставил я перед собой руки.
В тот миг я напрочь забыл об оправдательных двух килограммах. И если бы не ощущение прокаженности, без сомнения - подхватил бы ее на руки. У всего есть оборотная сторона, и от тайных болезней бывает своя польза.
- Что, дядь Сань? - замерла, не добежав до меня, Лека.
Память об этих двух килограммах вернулась ко мне - словно, утопая и уже захлебываясь, я получил спасательный круг.
- Пардон! - разводя руками, сказал я Леке. - Такое, милая моя, видишь ли, дело...
"Латентный. Латентность. Латентный период..." - крутилось во мне кольцом магнитофонной ленты, когда я уже стоял под дымящимся душем и драл мочалкой свое немытое без малого месяц тело. Служившая подобно слуге двух господ сразу двум квартирам ванная комната была сегодня согласно расписанию счастливо отдана в распоряжение Ульяна с Ниной, и можно было провести в ней хоть все время, оставшееся до полуночи. Не скажу, что новое, незнакомое прежде слово, самовольно повторявшееся внутри на все лады, нравилось мне. Отнюдь нет. Даже наоборот. У него был вкус желудочной отрыжки. Но вот так в тот день благополучного возвращения в мир с воскрешенным зрением мой лексикон обогатился еще одной языковой единицей. И на этот раз совсем не из криминальной области.
- Сволочь! Подонок! Гад! - кричала Ира. - Спал с какими-то шлюхами, изменял мне! Сколько меня хотели, никому не дала, ему дала - а он на сторону!
Она так кричала, так вкладывалась в свой крик, столько было в нем напора и искренности, что в какой-то миг я и сам почти поверил, что изменял ей.
Мы разговаривали с ней в ее редакторской комнате, сосед за столом напротив отсутствовал, мы могли говорить свободно обо всем, но этот ее крик, проходи кто-нибудь коридором, был бы ему слышен и на значительном удалении от комнаты. И что я должен был делать, кричать так же, как она? Я слышал и неоднократно видел в кино, что в таком состоянии женщину хорошо успокаивает затрещина. Но вот как мне было дать ей эту затрещину? Я никогда не умел бить первым. "Бить человека по лицу я с детства не могу", - это у Высоцкого про меня. Не совсем про меня, но почти. Я могу и по лицу, но только не первым. Я могу ударить только в ответ.